Сибирские огни, 1967, № 11

Дождик-художник, плохая погодка, лужи то там, то тут... Унтер-ден-Линден, пружинной походкой красные сотни идут. Маяковский смотрел на своего юнгу, еще совсем беззаботного, и тихой тенью проплывал Пастернак... То и дело Маяковский промокал платком шею, будто изнывал не от духоты в зале, а от беспокоящей те­ ни. Но звонкий голос Кирсанова сбивал беспокойство, поддерживал бодрый тонус внимательной аудитории, которой нужны не ссоры поэтов, а стихи. Когда Семен кончил, Маяковский поднялся и, снимая пиджак со стула, сказал: — Товарищи, после перерыва я отвечу на записки и прочитаю еще пару-другую новых стихов, после чего мы разойдемся, не причинив друг другу вреда. Положив тяжелую руку на плечо Кирсанова, он увел его с эстрады. Когда они вернулись, на столике лежала груда записок. Кирсанов сел перед нею, а Маяковский, стоя, начал разворачивать бумажки и чи­ тать вслух. Это был привычный, ставший потребностью, хотя и всегда напряженный, разговор сразу с сотнями людей, когда лицом к лицу только и можно выяснить все тонкости отношения читателей к поэту. Первая записка была пустяковой:— «Когда будете читать «пару- другую», прочтите «Сто сорок солнц сияло на закате». Хотя было приятно, что знают твое стихотворение,— но зачем же перевирать слова? И Маяковский укоризненно проворчал: — Этому товарищу можно смело сказать, что его солнце уже зака­ тилось. Следующая записка взвинтила нервы своей знакомостью: — «Мая­ ковский, почему вы всё хвалите себя?» Он был полон новой поэмой, в которой если и говорил о себе, то лишь как о частице народа, пережившей со всеми всё. Он с сожалением смотрел на сидящую толпу, в которой кто-то еще твердит осточертевшие вопросы, и ответил наставительным тоном: — Мой соученик по гимназии Шекспир всегда учил меня: «Никог­ да не говори о себе дурного, это всегда за тебя сделают твои прияте­ ли.» — «Кого вы считаете лучшим поэтом?» — Как вы себе представляе­ те? Лежит пирог славы, и поэты бегут к нему со взмыленными мордами, кто первый добежит, тому и достанется? Неправильно это, товарищи! Все работают по мере своих сил для одного дела: для построения социа­ лизма. И я тоже. Так. Какое еще жемчужное зерно попадется? — «Топ. Маяковский, кто будет читать ваши стихи после вашей смерти?» — И го­ лос сорвался в страшноватый рык: — У вас нет родственников в оме­ ле? Узнаю по почерку, там тоже такой умник нашелся. Маяковский с отвращением отбросил записку и еще в запале взял другую: , — «Что вы хотели сказать тем, что выступаете оез пиджака:» Склоняясь снова над столом, буркнул: — От жары, балда. _ Чего вы ругаетесь? — возмутилась какая-то женщина. — Я не ругаюсь, а цитирую собственные стихи: «ем, пишу, от жа­ ры балда». Следующая записка была на украинском языке, и он долю вчиты­ вался в нее. _ Что вы так долго читаете? Пора отвечать,— раздался раздра­ женный голос. — Чего вы гам орете? — сказал Маяковский, не поднимая голо- 125