Сибирские огни, 1967, № 11
лекин — к Красной площади. Толпы поднимались по узкому Лубянско му проезду, крест-накрест сливались с другими толпами на площади Дзержинского, заполняли Театральный проезд, спускаясь к площади Революции; на Манежной площади они превращались в море, при нимая в себя толпы с Тверской и Воздвиженки, и с Каменного мо ста,— чтобы остановиться, выходя из берегов, у плотины Кремлевской стены. Это было не просто сборище десятков тысяч людей, это было нечто качественно другое, чем просто количество человеческих еди ниц, это было единое целое, у которого есть емкое название — масса! Над массой колыхались тысячи красных знамен революции с черными лентами. Не часто революция обрамляет свои знамена трауром, и от этого они становятся еще грозней. Звонкие залпы полевых орудий несколько раз ударили в уши не подвижной во гневе массе. Она слушала эти залпы, как исполнение своей воли. Толпы под траурными знаменами, прошедшие по Москве, прочи стили, промыли московские улицы и изменили их облик. Отныне разу хабистый нэповский дух никогда уже так вольготно и явно не бродя жил по ним. Давно уже так сильно не чувствовал Маяковский дух революции, как в эти дни. ЦК ВЛКСМ объявил «Неделю обороны», и в «Комсомольской правде» были опубликованы стихотворения Мая ковского: «Ну, что ж!» и «Призыв». А третье — «Голос Красной пло щади» — напечатала «Рабочая Москва». Войкова похоронили 11 июня, а 12 июня, в воскресенье, мимо его свежей могилы, у Кремлевской стены, прошел парад допризывников-са- мокатчиков. Несколько тысяч ребят в белых рубахах разреженным строем ехали и ехали на велосипедах, сверкая спицами прозрачных ко лес, поддерживая равнение, закинув наискось на спину винтовки. Маяковский вернулся в Пушкино. Скупо рассказывал он Брикам об этих днях, боясь разбазарить по мелочам, выговорить в разговорах впечатления, которые нужны были для поэмы. Булька, наскучавшись, забралась к нему на колени и предупреждающе глядела выпученными глазами на других своих хозяев, утверждая особое право собственности на это облюбованное ею место под солнцем. Маяковский спешил завершить хотя бы первую часть поэмы. Ре жиссеры требовали текст, потому что до юбилейных торжеств остава лось меньше пяти месяцев. Несколько дней не касался он поэмы, но эти дни не прошли даром. Никто не знает, как это бывает: вроде отвлекся от вещи, ходишь, говоришь, волнуешься совсем из-за другого, но какие- то отстоенные капли падают и падают вглубь, будто поверхностный пар конденсируется незаметно для глаза. Так усиленно шла конденсация под атмосферным давлением граурно-красных дней, что без всякой настройки сразу пошла поэма, будто и не прерывалась она, будто толпа продолжала нести Маяков ского в своем потоке на Красную площадь и вталкивала его в здание «Комсомольской правды», чтобы он выразил в стихе ее переживания. И в поэму, начатую эпически и документально, вошла лирика, по тому что собственный душевный настрой неотделим был от настроя ду ши народной. Он не мог не написать об Октябрьских ночах. Он хоро шо знал эти ночи в бездонном синем сумраке, с пустыми площадями, остриженными пулеметом, с китовьей тушей «Авроры» у Николаевского моста. В такие ночи, в такие дни, в часы такой поры на улицах разве что одни поэты да воры. 114
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2