Сибирские огни, 1967, № 11
минались имена Луи Арагона, Андрэ Бретона, Поля Элюара. Присут- ствующие говорили о них снисходительно, но с некоторым раздражени ем, как о милых, но больно уж легкомысленных юношах, из которых неизвестно, что выйдет. Эти юноши на балетном спектакле эмигранта Дягилева выставили красные флаги и покрыли музыку пением «Интер национала». Это на спектаклях по их текстам происходили стычки с по лицией, это они два года назад опубликовали «Манифест сюрреализма», в котором третировали старое искусство буржуа. Маяковский пожалел, что никого их нет сегодня. Эльза знала их имена, но не была с ними знакома. — Интересно,— сказал Маяковский, и голос Эльзы, как эхо, откли кнулся по-французски.— Интересно, что они повторяют древнюю исто рию лефов. Вернувшись домой, он получил от портье письмо Союза советских студентов, обучающихся в Париже: «Мы были бы счастливы приветст вовать в своей среде одного из величайших певцов Советского Союза —• Владимира Маяковского». Стоя один у окна в своем номере, он радостно волновался от этого прекрасного приглашения. Напротив гостиницы поднималась гладкая стеклянная стена в шесть этажей. Еще не совсем стемнело, но она вся уже светилась электриче ским светом. Горели крупные буквы: «Garage», горели буквы помельче? «Mille voiture deux cents boxe».^ «Гараж. Тысяча экипажей, двести боксов». Внизу разверзалась пасть въезда и проглатывала одну за другой автомашины, сквозь застекленные стены было видно, как лифты под нимают их на этажи, и они своим ходом разъезжаются по местам. Маяковский зачарованно смотрел на это чудо техники, прижавшись лбом к прохладному стеклу узкого окна. Где бы ни был человек, он никогда не бывает только в вакууме данного момента, он всегда таскает в себе всю свою прожитую жизнь, поклажу всех своих житейских связей, радостей и неурядиц. И этот груз более громоздок, чем любые чемоданы. Есть на свете Тендряков переу лок, есть письмо оттуда, на которое он до сих пор не ответил, хотя всю жизнь отвечал сразу же, порою по два письма на одно, с нетерпеливой жаждой общения. А теперь вот не ответил и не ощущает в себе нетер пеливой жажды, а разве что лишь беспокойство от такого непривычного состояния. Он давно мечтает купить автомобиль, он завидует любым людям за рулем, шоферам такси, которым осточертела баранка. И Лиля могла бы не подгонять его, он и сам расстроен, что не хватило чехо словацких крон, обмененных на франки. Он и в этот вечер не написал письма в Гендриков переулок, а поехал развеяться перед сном и заодно купить газету, без которой всегда чув ствовал себя так, будто утром не почистил зубы. Он поехал на свою любимую площадь Согласия— пляц де ля Кон корд, прямоугольное пространство которой с одной стороны омывалось темной и тихой Сеной. У начала Елисейских полей вздыбливались бе лые кони, укрощаемые людьми, похожие на ленинградских коней у Анич кова моста. Вдалеке, в лиловой мгле, подсвеченная огнями, висела над купами деревьев Триумфальная арка. И словно салютовал ей тонкий, как шпага, обелиск в центре площади Согласия. Недалеко от вздыб ленных коней когда-то стояла гильотина, отрубившая голову Людови ку XVI. Маяковский купил газету и, опершись на парапет, стал читать. Не в том заключалась разгадка такого непринужденного чтения, что он 98
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2