Сибирские огни, 1967, № 10

Вяч. что-то сильно разгневался: «Родченко в Париже» —двенадцать страниц неведомого Родченко. Эти письма нельзя критиковать. Они бессодержательны. И если мы оста­ новили внимание на этих «заграничных» письмах расейского Митрофа­ нушки, то лишь потому, что Митрофанушкой этим гордится Леф, да еще «новый». Не было у лефов журнала — на всех перекрестках грозились: «Кабы журнал, мы пока-а-а-жем!» Но журнал перед нами. Да покажите, доро­ гие товарищи, не держите в секрете, в ваших письменных столах замеча­ тельные образцы вашего настоящего «воинствующего, классово-активно­ го искусства». Где оно? Глаза протираем, ищем —не находим. Мы прочитали, что О. М. Брик пишет повесть «Еврей и блондинка», но Брик пишет — скорее рак свистнет! —чем Брик напишет. Не блеснув новой практикой, «новые лефы» нестерпимо сверкают самохвальством. «Положение искусства за последние годы (т. е. в те го­ ды, когда журнал «Новый Леф» был в нетях.— В. П.) дошло до полного болота». «Новый Леф» и представляет собой «камень бросаемый в боло­ то быта и искусства». Зачем бросать камень в болото: и болога не высушишь, и камень по­ губишь. Ведь от камня в болоте даже кругов не пойдет «Леф победил и побеждает на многих участках культуры» Новая загадка: если Леф победил, то почему искусство дошло до полного болота? Если же оно дошло до болота, то не потому ли. что Леф победил? Так выходит по логике. Но логика — вещь для лефов спорная. Поэтому я предлагаю примириться на единственно правильном выводе: и победы болота нет, и лефы не победили... Статья эта не направлена против поэтов Маяковского, Асеева, Треть­ якова. Она не направлена даже против Шкловского. Каждое из этих имен, взятое в отдельности, заслуживает самого большого внимания. Я уверен, что Асеев принадлежит к крупнейшим поэтам наших дней. О Маяковском не говорю: он давно превратился в классика, и непонятно, почему еще не избран членом Государственной Академии Художественных наук. Настоящая статья заострена' против обманчивой фирмы, узурпирую­ щей знамя, ей не принадлежащее. Когда эти даровитые и, по существу, разноликие писатели составляют некий комплот, тогда приходится воз­ высить голос против попытки мертвого схватить живого. Леф на поверку оказывается блефом». Обеспокоенный Маяковский пришел к матери с тайным желанием убедиться, что она не знает об этой статье и о диспуте, котоцый готовит Леф против Полонского. Но Александра Алексеевна продолжала читать «глупые газеты», страдая оттого, что никак не может оберечь и укрыть сына. Видела она и афиши на улицах о диспуте «Леф или блеф?» в По­ литехническом музее. Она сказала сыну непреклонным голосом: — Володя, я хочу пойти с тобой на диспут. Он ответил мягко, но еще более непреклонно: — Напрасно, мамочка, совсем не надо. Меня там будут ругать, а вам это будет неприятно. Он смотрел на маму исподлобья, он останавливал ее взглядом, а сам вспоминал, как еще до революции в одной из первых заметок о его футуристических выступлениях было написано: «Бедная старая мать проливает горючие слезы, что у нее вырос такой сукин сын»... А маме тогда было всего-то лет сорок пять... Вот тогда ругались! А теперь что! Теперь «интеллигентский деликат», как говорит Сергей Третьяков... (Окончание следует.)