Сибирские огни, 1967, № 10

— Маяковский! — вдруг заорал он.— Великий... путешественник... по моим стопам!.. Идемте с нами. За встречу! Это был Есенин. Лицо у него опухло, галстук вывалился из-под пид­ жака и наискось прилип к шершавому драпу пальто, и глаза были не голубые, а белесые. Типы в кепках стояли неподвижно, как телохранители. -— Что, Есенин,—сказал Маяковский, не умея скрыть брезгливость в голосе,—опять в сильных грустях? Пьяные всегда вызывали у него физическое отвращение. Другие и поуговаривать умеют пьяного, и под ручку увести на покой. А он не мог этого, не хотел, в конце концов,—не хотел! Маяковский не смотрел на встрепанную фигурку, было больно смо­ треть, надо вытрясти, вышелушить из неестественной этой фигур­ ки задиристого, не очень дружественного, но настоящего Есенина. И рвалась душа распугать телохранителей, которые сейчас накинутся на честный есенинский гонорар. Злость словно стекала в опущенные, тяже­ леющие кулаки, и Маяковский шагнул к типам. Есенин не то чтобы по­ качнулся, но вроде бы вздрогнул плечами с пьяным задором, словно он­ то и был телохранителем своих хищных спутников. Маяковский резко повернулся и пошел вниз, крупно шагая через две ступеньки. Он шел по Мясницкой, забыв сесть в трамвай, а в глазах стояли светлые кудри Есенина, такие всклокоченные и спутанные, будто по ним долго возили шапкой. Весь день пропал из-за этой встречи. Ни строчки не писалось, ни рифмы не придумывалось, и вместо американских индейцев, о которых надо ’было срабатывать стихотворение, все время возникал Есении. Давно ли — всего лишь год назад —совсем другой Есенин сидел за столиком кафе на Тверской и пил кофе!? Голубоглазый, тщательно оде­ тый, с расчесанными на прямой пробор кудрями. Говорил он с гонором, «о Маяковский и Асеев переглядывались понимающе: нелегкий перелом должен был пережить Сергей, чтобы потребовать эту встречу втроем и запроситься в Леф. — Мы хотим войти в Леф только всей группой,—диктовал он свои условия. Уводить его от ультиматума приходилось полушутя: — Это сниматься, оканчивая школу, хорошо группой. — Но у вас же есть группа. — У нас не группа, у нас вся планета. Есенин сердито отталкивал чашку с кофе и, не настаивая на груп­ повом вхождении, выдвигал новый тезис: — Весь поэтический отдел в журнале «Леф» отдайте в мое распо­ ряжение. — Это зачем же вам, Есенин, целый отдел, и что вы там будете делать? И под каким девизом будете делать? — Под очень простым—«Россиянин». — А почему не «Советянин»? — Ну, это вы, Маяковский, бросьте! Смотрел тогда Маяковский на Сергея Есенина и остро чувствовал жалость, и понимал, что не Леф ему нужен, что просто очень одинок он среди своих мелких имажинистов, из которых никто до плеча ему не достает —до узенького, юношеского плеча; а у лефовцев, по крайней мере, он видит поэтов хотя бы равных себе: Маяковского, Асеева, Пас­ тернака. Ничем тогда кончился разговор, разве что откровенней приоткрыли взаимную тягу друг к другу. А вскоре и журнал был закрыт, и Маяков­ 7