Сибирские огни, 1967, № 10

«— Придирки! — скажут лефы. Отвечаю честно: — Да. Может быть, и придирки. Тем более надо отбить у Лефа охо­ ту пользоваться такими методами доказательства своей вождистости. Ле­ фы—соратники, друзья. Лефы —товарищи. Они ведут работу, нужную и литературе, и революции. Однако: во многих вещах они срываются, как революционеры (рыжим крашено время), не очень безгрешны по части халтуры, нападают почта исключительно на «пролетаров», учатся у про- летлитературы, но нервно вздрагивают при упоминании об этом, теорети­ ческие вывихи их бесспорны. Мы говорим лефам: для совместной борь­ бы с новобуржуазной литературой, для сплочения революционных писа­ тельских сил,— руку, товарищ!» Реакция у лефов была не бурной. Возмутился немножко Брик: — Видно, не сынишка похож на папашу, а папаша на сынишку. Да Шкловский, сбычивши борцовскую голову, погрозил: — Никому не советую обращать Маяковского в свою тень. А Маяковский вообще промолчал. Он только вспомнил нижегород­ ских ребят, которые наизусть знают «Сергею Есенину», и пожалел: «Чего я не спросил у них, помнят ли они «жить смоги! — а это тяжелей»? Глуховаты же к поэтическому слову пролетарские классики! Учит он их, ругает, а все без толку! «Трудней» и «тяжелей» —это же совсем разные понятия. А что это за «смоги»? Да рабочая молодежь такого слова и не употребляет... Живи только потому, что это тяжелей, чем умереть? Мер­ си за такую жизнь! В «Сергею Есенину» совсем же другая мысль: сде­ лать жизнь такую, чтобы умирать не хотелось!.. Ну, чего тут доказывать и спорить? Просто придется при случае еще раз малость поучить союзничка, тем более, что союзничек не безнадеж­ ный: о том, чтобы за каждой мелочью революцию найти, пожалуй, точ­ нее сказано, чем о меди в каждой пылинке. С какой-то даже усталостью мимолетно подумал Маяковский о том, что слишком уж мы все порой мельчимся в пылу взаимных укоров, и сы­ нишка иногда вправе обидеться на папашу. Эта дума мелькнула как бы в благодарность за то, что лучший из рапповских поэтов протянул руку и назвал лефов друзьями. Отходчив был Маяковский, и редкое доброе слово разоружало его, и тогда он позволял себе почувствовать даже усталость от всяких каждодневных боев. С добрым чувством вспомнились слова Луначарского о том, что Бе­ зыменский взял очень многое от трибунной, плакатной манеры Маяков­ ского и что выражение чувств в этой манере получилось у него более вольным, ибо Маяковский довольно трудным путем пришел к осознанию революции, а Безыменский является ее непосредственным детищем, и ему не нужно следить за собой, чтобы не сфальшивить, между тем как трибунный стиль Маяковского имеет в себе значительное напряжение, потому что Маяковский старается сначала перекричать базар дорево­ люционной эпохи. Когда-то эти слова задели, а сейчас они воспринимались как выс­ шая объективность. Шенгели тоже уловил это нелегкое свойство его, Маяковского, поэзии, но озлобленно перевел его в патологию. Ненадолго хватило Маяковскому усталой умиротворенности. Через несколько дней после Безыменского появилась статья Вяч. Полонского в «Известиях»: «Леф или блеф?» Эта огромная статья была напечатана с продолжением в двух номерах газеты. По сравнению с ней упреки Бе­ зыменского походили на признание в любви. И примиренность, вместе с усталостью, полетела к черту. Словно сговорились перед большим поэ­ тическим делом выбить его из колеи! 87