Сибирские огни, 1967, № 10

«Пленка послана сегодня пароходом. Целую крепко. Тзой Счен»... За одиннадцать лет было всякое — и счастье, и страдания, и зату­ хание, и бури,—и если бы это вычертил осциллограф, то получилась бы сложнейшая кривая. Но всегда оставалась неизменно прямой одна ли­ ния — помощь друг другу в работе. Так было всю жизнь —когда Лиля переплела в сафьян первый экземпляр «Облака в штанах», когда она держала корректуру его книг, когда в дымной от «буржуйки» мастер­ ской РОСТА раскрашивала опухшими от холода пальцами его плакат­ ные рисунки. Завершив выступления, распрощавшись с Лавутом до осени и, от­ дохнув десять дней в пансионе «Ча»р», где его поили ежеутренне моло­ ком, Маяковский уехал из Крыма, в котором нежданно-негаданно столь­ ко пришлось пережить. В Москве ожидало его Извещение № 273 об уплате налога за вто­ рое полугодие 1925/26 года в сумме 2335 рублей 75 копеек из доходов в сумме 9935 рублей. Он испортил кипу листков арифметическими под­ счетами и сочинил документ на доступном фининспектору языке. Под­ счеты говорили, что чистый доход не превышает 2505 рублей и с этой суммы вносить 2335 рублей 75 копеек налогу никак невозможно. Эта канитель тянулась еще долго. Районная налоговая комиссия оставила к обложению 6955 рублей. Губернская комиссия понизила об­ лагаемую сумму до 4968 рублей. И хотя Маяковский настаивал на 350 рублях налога, пришлось сойтись на шестистах. Чем выше было учреждение, тем больше соглашалось оно с доводами налогоплательщи­ ка, а вот фининспектора не удалось прошибить ни убеждениями, ни стихами. Лиля вернулась с юга позднее. И вот они снова сидят втроем за столом, а за окнами хлещет хо­ лодный осенний дождь, и ветви деревьев не шумят листвой, как летом, а стучат друг о друга голыми прутьями. Лиля хозяйничает, смеется, рассказывает и рассказывает о съемках, с нетерпением мечтает о том, как пойдет завтра опять в «Межрабпомфильм», говорит о голубоглазом Льве Кулешове, какой это прекрасный режиссер и учитель. Тепло и мирно дома. Но Маяковский с чуткою грустью думает о том, что совсем не до­ ма она, что интереснее ждут ее дела, и разговоры, и люди, чем этот родной и наизусть известный домашний круг. Сделала она свое дело в Ялте, выручила, вылечила его, а теперь у нее другие заботы. Ну, что ж, в конце концов и муж-то ее ведь Осип Брик, а вовсе не он, зале­ тевший когда-то в чужое гнездо. Неужели не может быть для него такой любви у женщины — всего- то у одной-единственной женщины из всего человечества,— чтобы не гляделось ей ни на кого другого, чтобы не отклонялись чувства ни к ко­ му другому ни на день, ни хоть на час! Неужели ничем нельзя заслу­ жить такую любовь? Обывательство это, да? Эгоизм? А если человек нуждается, чтобы любовь была каждый день, чтобы каждый час всю жизнь светила ровным и сильным светом прожектора, не мигая с пере­ боями и не отклоняясь лучом в сторону. Что, если человек нуждается в такой любви! Разве он виноват, что нуждается в ней'1 Чтобы горечь была так уж горечь, уходил Маяковский на Лубянку, в комнатенку-лодочку с верблюдиком на камине. И смотрел на запотев­ шее от сыпости окно, и не хотелось по дождю и слякоти возвращаться в Гендриков переулок. И хотелось вспоминать ялтинские дни, а вспо­ минался сырой одесский вечер и красные и зеленые огни тоскующих 72