Сибирские огни, 1967, № 10
Лиля все-таки приехала из Симферополя автомобилем и Осика не прихватила. И не растрясло ее, а только пропылило, и тем ослепитель ней была на темном лице немного усталая улыбка. Маяковский подхватил чемодан и маленькое, невесомое пальто .и повел Лилю в гостиницу «Россия», где заказал для нее отдельный но мер. Лиля замешкалась на ступенях, оглядывая набережную. Он тоже стал озираться и только сейчас понял, каким пустынным городишком была до сих пор Ялта. Лишь теперь обогатилась она смыслом и самыми приятными хлопотами. В окружении веерных пальм и шелковой акации, на виду у одино кой крымской сосны со склоненными сильно в одну сторону ветвями, словно застывшими при порыве бури, стояла Лиля, вся как девочка — тоненькие руки и ноги, маленькая грудь и большие круглые глаза, ожи вившие все это декоративное великолепие. Ожидая, пока она отмоется и переоденется с дороги, Маяковский прогуливался неподалеку по набережной. И нанесло на него от кого- то негромкие слова: — Умер Дзержинский. Эти слова услышались, но не воспринялись. Он еще прогулялся, прежде чем спохватился... Умер Дзержинский?.. Кто это сказал?!. Мая ковский бросился в вестибюль, к группе людей, стоявших у барьера администратора. — Что произошло? — выкрикнул он, не рассчитывая силы голоса. Люди вздрогнули, раздались, администратор ответил, бросая на стол тюбетейку: — Вчера умер Дзержинский. На телеграфе получили сообщение. Вечером будет в газете. Нельзя уподоблять человека куску железа — то накалять до белиз ны, то опускать в студеную воду. Нервы не выдерживают, нервы рвутся, и боль пронзает от солнца, от чужих голосов, от каждого собственного движения. Умер человек, овеянный легендами и клеветой, любовью и страхом, дружеством и ненавистью,— всей бурей чувствований, какою овеяна революция. Весь мир знал этот монгольский разрез глаз, странный на худом и нервном лице чистокровного европейца. Лиля смотрела испуганно и старалась не отпускать от себя Маяков-, ского, она не очень развлекала его разговорами, но старалась не отпу скать от себя. А у него было чувство какой-то заброшенности, какой-то своей незначительности перед печалью, постигшей революцию. Он отказался от выступлений в пятницу и субботу. Он уходил с Ли лей далеко по берегу, подальше от набережной и дворцов и чистенького песка пляжей. Они уходили туда, где скалистые выступы обрывались у самого моря, где стояли рыбачьи хибарки и лежали вверх дном прос моленные черные лодки. Как вовремя приехала Лиля! Снова она рядом вовремя. По желтому песку шла серая кошечка, пружинно и плавно пере ставляя лапки. Маяковский осторожно шагнул к ней, присел на корточ ки и позвал: — Кис-кис! Кошечка замерла, повернув к нему голову, и вдруг скрылась за лод кой. Маяковский поднялся огорченный, будто действительно случилось что-то неладное. Они прошли с Лилей за лодку, но кошки уже не было там. Он взял Лилю за руку и сказал встревоженно: — Кисик, а ты от меня не будешь так уходить за лодку? Любимень- кая, не надо от меня за лодку. » 70
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2