Сибирские огни, 1967, № 10

И опять пришла привычная, много раз уже возникавшая фантасти­ ка... В поэме «V Интернационал» он побывал уже в XXI веке как граж­ данин Земной Федерации Коммун, и в поэме «Про это» писал «Проше­ ние на имя...»: Вот он, большелобый тихий химик, перед опытом намор­ щил лоб. Книга — «Вся земля»,—выискивает имя. Век двадцатый. Во­ скресить кото б? —Маяковский вот... Поищем ярче лица — недостаточ­ но поэт красив,— Крикну я вот с этой, с нынешней страницы: — Не ли­ стай страницы! Воскреси!.. Умереть бы сейчас, выключиться из эпохи... А умереть — это только и значит выключиться из эпохи... И воскреснуть через пятьдесят лет, в тысяча девятьсот семьдесят шестом году или в шестьдесят седьмом — на пятидесятом году революции, когда после гражданских войн, кото­ рые пронесутся над миром, наверное, будет уже создана коммунисти­ ческая федерация земли... Но никуда не вырвешься из своей эпохи, не перескочишь через нее. Есть один-единственный выход: если хочешь вырваться из эпохи, то рванись вперед так, чтобы всю ее потянуть за собой! Больной Дзержинский работает сутками — в ВС.НХ поднимает промышленность и борется с бюрократизмом, в ГПУ очищает социализм от белогвардейцев, растратчиков, бандитов, в деткомиссии ВПИК лик­ видирует беспризорщину. Кого больше на нашей земле —Дзержинских или Медяников? Медяников, Медяников больше! Потому и надрывают­ ся Дзержинские, что все равно надо выполнить заданный революцией объем работы— миллионом ли человек или тысячью, потому чго все равно надо превозмочь инерцию в человечестве, потому что большевики не определяют объем работы по количеству наличных сил, а по налич­ ным силам распределяют весь максимум работы. На целую неделю застрял Маяковский в Евпатории. Когда он под­ нялся с постели, то еще дня два, слабый, бродил по набережной и мерз от Летнего ветра. И слушал медлительный рокот наката и стремитель­ ный удар волн о берег. Это был победный ритм: длинная, сильная нота наката и краткий взрыв разбившейся волны. Как моряк, ожидающий на берегу свой корабль, он вглядывался в красное закатное море. И не крымский воздух, насыщенный солями, и не ультрафиолетовые лучи солнца изгоняли болезнь — врачевание шло не извне. Горящее море че­ рез глаза проникало в самую глубь организма, победные ритмы волн через уши достигали самых центров нервных сплетений. Там накапли­ валась новая сила, оттуда шло врачевание, и рождающиеся в неизве­ данной тайне чувства уже облекались в слова: Мне бы жить и жить, сквозь годы мчась, но в конце хочу — других желаний нету — встретить я хочу свой смертный час так, как встретил смерть товарищ Нетте. Он сторонился людей, уходил подальше вдоль берега, а когда тем­ нело, забирался в дальний угол гостиничной террасы. Обеспокоенный этими исчезновениями Лавут, еше не изучивший его повадок, однажды подошел позвать к ужину. — Не мешайте! Я занят,— раздраженно сказал он и встал с барь­ ера террасы и ушел по тропе к морю, где никто не помешал бы встре­ титься наедине с Теодором: — Здравствуй, Нетте! Как я рад, что ты живой... Хорошо быть выздоровевшим! Сила и бодрость, не замечаемые раньше как норма, теперь становятся чрезвычайным явлением, и весело оттого, что двигаешься, плаваешь, пробуешь мошь голоса на всех регистрах. 68