Сибирские огни, 1967, № 10

почувствовал себя среди своих. Здесь можно говорить на равном языке» можно убеждать и доказывать. Но убеждать не пришлось. На молодом, добродушном лице секре* таря райкома рывком надвинулись на глаза выгоревшие брови, и от этого движения оно стало беспощадным. Он схватил телефонную трубку и крикнул: — Медяника из клуба моряков ко мне! Через некоторое время Маяковский громоздко сидел в уголке на заседании секретариата райкома и с наслаждением слушал, как секре­ тарь в лоск отчитывает зарвавшегося держиморду. Медяник опустил от­ весом перпендикулярно к полу свой мейерхольдовский нос. — Это политическое хулиганство,— сказал секретарь, и Медяник умоляюще вскинул на него глаза. Маяковский проворчал из угла: — Это хулиганство, сомкнувшееся с бюрократизмом. — Правильная формулировка. Правильная,— подтвердил секре­ тарь, не взглянув в сторону Маяковского, и продолжал пригибать взгля­ дом несчастного хулиганствующего бюрократа. Когда душу Медяника, отягощенную строгим выговором, отпустили на покаяние, секретарь сказал, смотря на закрывшуюся за ним дверь: — Вот революция установила миллионы общедоступных, повсеме­ стных должностей — завмаги, завхозы, завклубы, инструктора, инспек­ тора... Загсы, кооперативы, собесы. Миллионы! И мы понасадили на эти должности абсолютно неподготовленных людей, потому что где же взять подготовленных? Одни опьянились властью, другие партачат по тупо­ сти... Вы думаете, он что-нибудь понял? Ни черта он не понял. Он испу­ гался, а не понял... Недаром говорил Маркс, что самая неприступная крепость —это человеческий череп. И он ожесточенно постучал себя по виску согнутым пальцем. Из райкома Маяковский пошел в редакции обеих севастопольских газет «Маяк коммуны» и «Красный черноморец» и попросил напечатать его письмо: «Приношу большое извинение всем собравшимся 6 июля на мою несостоявшуюся лекцию, причина срыва лекции — неумелость орга­ низаторов и их нежелание не только выполнять заключенный договор^ но даже входить в какие-либо обсуждения по этому поводу». Газетчики везде свой брат, они приняли письмо да еще набросали от себя примечания, осуждающие срывщиков. Не хотел больше Маяковский оставаться в Севастополе и порадо­ вался чуткости.Лавута, который ждал его у гостиницы с автомобилем. — Все же доказал, что это не мое личное дело, а факт обществен­ ного значения,— сообщил он Лавуту и пошел за чемоданом; вернувшись и ступив на поднбжку покачнувшейся машины, он спросил уже весело: — Транспорт, случайно, не за счет Медяника? М-да! Имейте в виду, мы с вами сидим на обломке червонца. Моральное удовлетворение полное, а карман пустой. По дороге в Симферополь он ободрял приунывшего компаньона: — Послушайте, если бы у вас с первого раза получилось гладко, то я бы засомневался —что это, дескать, за такой жох! А сейчас все пра­ вильно. Вечер в Симферопольском доме просвещения прошел нормально. Можно было и шутить, и спорить, и осаживать зарвавшихся, и вгонять стихами зал во внимательную тишину. Любые выкрики были лучше кошмарного видения: растекающиеся во все двери орущие, глухие люди, которых ничем не удержать. Выступления хорошо пошли и в Евпатории, но бессилие, которое он 66