Сибирские огни, 1967, № 10
— По-моему, надо закрепить деловые отношения договором. Он пригодится мне как пробойный документ —я буду предъявлять его в учреждениях. Л^аяковский поморщился. Не оттого, что ему предложили взаимные обязательства, а потому, что он вспомнил договор с Мейерхольдом на пьесу,-ни строчки которой до сих пор не написано. — Не советую,—сказал он, досадуя на себя.— Если я подпишу до« говор, могу и не выполнить. А устно не подведу. Лавут с задумчивым недоумением уставился на галстук Маяков« скому, словно впервые определял назначение этой неведомой принад лежности туалета. Откуда же ему было проникнуть в такой скачок мыслей?! Он спустился в зал и сел в середине первого ряда с полноправным видом компаньона. Маяковский отнес в угол последний окурок и, слегка откашлявшись, вышел на авансцену. Вот тебе на донкихотских дорогах странствий, кажется, и подвер нулся оруженосец! На следующий вечер Маяковский и Лавут поднимались по трапу на борт парохода «Ястреб». Перилами благоустроенного трапа восполь зоваться не пришлось, ибо Лавут с обеих сторон был отягощен собствен ными чемоданами, а Маяковскому он сунул в свободную руку свой портфель. Размещаясь в каюте и оглядывая пузатые чемоданы спутника, Мая ковский осведомился: — Запас провизии на случай кораблекрушения и житья на необи таемом острове? Запыхавшийся Лавут, отирая пот с ровного, безмятежного лба, по бледневшего от переноски тяжести, ответил между вдохами и выдохами: — Московские гостинцы... уф!., севастопольской родне... фу!.. Пред ставьте себе... фу!., приезжаете вы... уф!.. Маяковский понял, что сейчас опять пойдет пространная иллюстра ция ко вполне ясному тезису, и, будучи человеколюбивым по природе, прервал не отдышавшегося еще Лавута: — Понятно, понятно. Пойдемте на палубу, а то вы скоро высосете весь воздух из каюты, и будем ехать в безвоздушном пространстве. Солнце спустилось низко и разлило ровный оранжезый огонь по западному небосклону, оно расплавило море, и сверкающая вода .пере ливалась желтой и красною рябью. Расплавленная волна текла к бере гу наискось, как будто солнце было лёткой невиданной доменной печи и непрестанно выливало из себя жидкий .металл. «Ястреб» бросил Одессе мощный гудок и, убрав трапы, стал плавно отходить от причала. Он вышел на рейд и опять загудел, на этот раз при ветствуя встречный пароход, темный силуэт которого возник вправо по корпусу, в самом пламени горящего моря. Казалось, встречный паро ход выберется оттуда весь черный, обугленный. Но вот он подошел бли же, развернулся бортом — и засиял белизной, и вдоль белого борта чет ко были* впечатаны буквы: «ТЕОДОР НЕТТЕ». И ростовский подвывающий .ветер свистнул в уши, и глядело из тра урной рамки молодое, комсомольское лицо в роговых очках. На могиле у Теодора, на Коммунистическом участке Ваганьковского кладбища, не был Маяковский, и Теодор Нетте сам пришел на свидание —живой. Живой, не обугленный, не тронутый пламенем, вышел он из расплавлен ного металла на одесский рейд... Воистину, предназначенное расставанье обещает встречу впереди. 62
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2