Сибирские огни, 1967, № 10
Луначарский, составляя по долгу побежденного новую пирамиду, усмехнулся: — Перед таким рыкающим и вполне живым львом на что не согла сишься! А серьезно говоря, Володя, вам, как поэту, свой журнал не ну жен. И Асееву, и Третьякову не нужен. Журнал до зарезу нужен тем, кто вне своей группы не виден в литературе. Вот что мне не нравится. Ведь опять ваш злой демон Брик будет уничтожать искусство во имя производства вещей, опять вылезет базаровское плебейство Чужака, бу дет играть двусмысленностями Шкловский, малоодаренные арватовы и крученыхи почувствуют себя гигантами литературы. Я всегда плохо понимал, зачем это вам надо, Володя? — И слава богу, что в лефе гениев нету, куда бы мы их девали? Мы простыми руками сметаем старье, за которым прячется буржуаз ность, и раструбливаем лозунги партии. — Ну, не одни лефы это делают. Но зачем под маской борьбы со старьем травить хороших писателей, которые пришли или постепенно приходят к нам —к партии, к советской власти? Знали бы вы, как неуют но чувствует себя Алексей Николаевич, как мучается он от нападок и недоверия! Маяковский небрежным взмахом кия разбил пирамиду и под щел канье раскатывающихся шаров спросил: — Это который —Алексей Николаевич? — Толстой. — А! Странно, почему вы не говорите: его сиятельство граф Алек* сей Николаевич? Луначарский ударил, не положил шара и сердито стал натирать ме лом наклейку кия. — Вы знаете, Володя, что я вас люблю, а после «Про это» люблю втрое. Но под влиянием вашего милого окружения вы совершаете тяж кий грех. Между прочим, в средние века шайки разбойников имели при себе монахов. Вот и вы, как Робин Гуд, собираете своих лефовцев, а Брик, как монах, дает вам отпущение грехов. Маяковский не улыбнулся, он угрюмо и как бы лениво постукивал шарами, Луначарский медлил с ударом, нарушал темп игры, удары мешали ему говорить, а разговор не давал целиком отдаться игре. При пав к борту и нацеливаясь, он продолжал: _ Искусство призвано объединять людей, вдохновлять их на борь бу против учреждений, классов, групп, заинтересованных в разъедине нии людей. А вы азартно участвуете в разъединении писателей. Партия игралась долго и вяло. Когда она кончилась, Луначарский поставил третью пирамиду. Маяковский не выпускал''папиросы изо рта, покуривал и Анатолий Васильевич. Дым заполнил бильярдную, окутал коконом люстру, повис над освещенным столом, колыхаясь от ударов. Третью партию играли молча, в полную силу, будто, действительно, последними аргументами в опоре были удары киёв. Дым всклубивался над лузами, когда туда падал шар, и совсем было похоже, что ядра взрываются в цели. Еще поставил пирамиду Анатолий Васильевич. Ему по душе было молчание Маяковского, значит согласен с чем-то вожак Лефа. _ Я очень хотел бы, Володя, чтобы в своем новом журнале вы как- то учли моп сегодняшние размышления, мягко попросил он. Не очень поддавайтесь своим сопутствующим. На неприметной тумбочке у дверей вдруг зазвонил телефон. Луна чарский испуганно уставился на Маяковского, вынул из жилетного кар мана часы, снова посмотрел на Маяковского и с ужасом прошептал: 55
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2