Сибирские огни, 1967, № 10

Он раскрывает записную книжку, в которой вот уже несколько дней накапливаются строчки «Разговора с фининспектором», и удив ляется их задиристости: Гражданин фининспектор! Проаите за беспокойство. У меня к вам дело деликатного свойства: казну поусовестить лапастую. Он же сам всюду трубит, что и казна, и власть — все наше, совет ское. Не в казне же дело, а в психологии бюрократа, не понимающего, что поэт — эго не лабазник, что поэт —больше советская власть, чем любой чиновник. Не надо таких выпадов, похожих на шпильки Шклов ского в адрес марксизма. Нет, в этой строчке просто нужно точно опре делить суть стихотворения: у меня к вам дело деликатного свойства: о месте поэта в рабочем строю. Поморщился он и еще над одной строфою: Конечно, различны поэтов сорта. Например, у Безыменского легкость руки; тянет, как фокусник, строчку изо рта и у себя, и у других. Вспомнился Безыменский в Политехническом, обиженно выпятив ший лбище. Он ведь союзник и, в конце концов, неплохой поэт, и заде вать его походя не надо. Нужно сказать в общем — о лирических ка стратах: У скольких поэтов легкость руки! Вот ведь как отражается в строчках душевный настрой! Маяковский с увлечением писал это стихотворение. Перед ним ле жала синяя фининспекторская анкета, которую должен заполнить нало гоплательщик. И поэт как бы действительно заполнял ее, отвечая сти хами на вопросы: «Какие были выезды за подотчетный период? С какой целью? Нанимаете ли прислугу и другую рабочую силу? Какое имеете недвижимое имущество? . Какой долг числится за вами по налогу?» Эти казенные вопросы, такие мелкие перед истинной сутью жизни поэта, высекали искры ответных строк. Словно сидели друг против дру- га, разделенные столом и окном, поэт и канцелярист и гнули каждый свое: В вашей анкете вопросов масса: — Были выезды? Или выездов нет? А что, если я десяток пегасов загнал за последние 15 лет? У вас — в мое положение войдите — про слуг и имущество с этого угла. А что, если я народа водитель и одновременно — народный слуга? Долг наш — реветь медногорлой сиреной в тумане мещанья, у бурь в кипеньи. Поэт вегда должник вселенной, платящий на горе проценты и пени. Долго сидел за столом Маяковский, пока не отяжелела голова. Тогда он поехал в центр пообедать, а из ресторана «Савой» перешел наискось улицу —все в то же огромное здание ГИЗа с древней надписью 48