Сибирские огни, 1967, № 10
— «Рычи, Китай!» —подсказал Асеев. — Спектакли Мейерхольда,— продолжал Третьяков. — «Рычи, Китай!» —Третьякова-Мейерхольда,—уточнил Шклов ский.—Лучший спектакль сезона. Мейерхольд выхватил ладони из-под локтей, как шпаги из ножен, и выбросил их вперед: — Я едва продержался в этом сезоне без ваших пьес. Только Тре тьяков выручил. Но одна, даже прекрасная пьеса — это еще не репер туар. А репертуар — это уже театр. Вы меня ругали за постановку древ него «Леса». А что прикажете ставить? Володя, сколько лет ты мне моро чишь голову? Ты потратил драгоценное время на свое «Про это», а пье сы нет как нет! А психологические переживалыцики распоясываются на всех сценах Москвы. Под этим стремительным нападением Маяковский лишь виновато усмехнулся... Далось им «Про это»! Впрочем, крыть нечем, пьесу об Америке, комедию с убийством, он давно уже наобещал и ТИМу, и ГИЗу. Пора уже выкладывать пьесу. В этой кают-компании разноголосицы было хоть отбавляй; ведь только со стороны казалось, что лефы сплочены в литературных драках с инакомыслящими. Единственное, кажется, на чем сходились все, была борьба за новаторскую форму. На этом стоял Чужак, когда заявлял, что Горький устарел. За это был Шкловский, требующий разбивать странноегью стеклянную броню привычности, чтобы восстановить в ис кусстве ощутимости мира. За это был Третьяков, доказывающий, что от изменения подписи архиповские бабы не станут женотделками, что идеология не в материале, а в форме. За это был Мейерхольд, утверж давший, что, когда содержание вулканирует, его надо особенно заботливо оформлять. За это был Пастернак, подбирающий для стихов слова, похожие на первозданность. И во имя этого Маяковский изо всех сил старался удерживать единство. Возвращаясь к началу разговора, он проворчал с плохо скрытой неприязнью, не глядя на Чужака: — Не надо с видом священнослужителей и аргусов раздавать би летики — кто левый, кто чуть левее, а кто совсем левый. Мы не будем играть в монолитную организацию и пародировать советские и партий ные органы. Объединение должно быть федеративным, а не монолит ным, при абсолютной свободе взаимосвязей. — Я понимаю твою скромность, Володя, — воскликнул Мейерхольд, по кратчайшей прямой бросаясь к столу.— Но преодолей ее и поговори о себе: когда загладишь вину перед театром? —Поднятый чайник со единился с чашкой стеклянным жгутом кратко прожурчавшей струи. — Через два месяца будет пьеса! — сказал Маяковский, приподы мая от локтя руку ладонью вперед, как намек, что это почти клятва. Мейерхольд поставил чайник и с сомнением посмотрел через плечо: — Договором, что ли, тебя связать? — Свяжи договором,— смиренно согласился Маяковский. Отход гостей был не федеративным, а монолитным. Они так под наперли на коридорчик, что у того вроде бы стены вогнулись в комнаты. Обитая изнутри железом дверь непрерывно погромыхивала, то при открываемая уходящими, то прикрываемая одевающимися. Последний раз громыхнула дверь и, тускло отливая железной обив кой, впечаталась в простенок, как несокрушимый страж тишины. Трое обитателей квартиры вернулись в столовую. Лиля подняла штору и открыла форточку. Маяковский с неодобрением покосился на 46
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2