Сибирские огни, 1967, № 10

бумажных стихов, похожих на крашеные цветочки, какими торгуют ме­ щанки у кладбищенских ворот. А Сергей Третьяков- талантливейший очеркист, прирожденный фактовик, он даже пьесы «Противогаз» и «Рычи, Китай!» написал на документальном материале, пригодном для очерка. Вот поэтому он с такой яростью и дерется за литературу факта. Асеев же был согласен со всеми, только из любого посыла он де­ лал один и тот же вывод: работа над документальным материалом или агиткой требует особой отточенности мастерства. Асееву легко согла­ шаться со всеми: он мастер и умеет делать все — поэмы и агитки, очер­ ки и статьи. Маяковский и сам такой. Весь потеплев лицом, так что расплылись резкие черты щек, рта, вертикальной морщины у надбровья, Маяковский поглядел на Колядку, который примостился теперь у другого окна, за столом, присев так же, как Мейерхольд, на подоконник. На улице меркло, в комнате сгустились сумерки, и лица серыми пятнами замреяли в табачном дыму. И уже не глаза реагировали на выражение лиц, а словно ультратоки вслепую находили то или иное пятно, вызывая соответствующую реакцию. Низкое, над самой крышкой стола, широкое пятно вызывало реак­ цию раздражения. Вот ведь как можно ошибиться в человеке! Издали — когда Чужак работал в Чите и усердно пропагандировал Маяковского в журнале «Творчество» —казалось: нет надежней единомышленника. Но вот явился Чужак в Москву —и оказался нудной, мнительной, не­ терпимой личностью. Лиля, войдя в комнату, щелкнула выключателем, и проявились смутные пятна, и лица чуть обновились, будто в недавней полутьме каждый успел немного подзабыть облик другого. В полном свете Лиля принесла и поставила на стол горячий чайник. Маяковский украдкой смотрел на нее. Вот она дома сейчас, и он дома, вместе они дома от* ныне, и не надо ему тащиться на Лубянку. Он протянул руку за спину отшатнувшегося от неожиданности Мейерхольда и дернул шнурок. Желтая соломенная штора с шурша­ нием упала, закрывая окно. — Коля,—хозяйским басом попросил он.—Дерните, пожалуйста, за веревочку. Асеев повернулся к окну, секунду примеривался к шнуркам и тоже опустил штору. — Спасибо, вы дико добры,— сказал Маяковский. В этом доме, во избежание давления на личности, хозяева не при­ глашали к угощению. Противно же это бывает, когда гость хочет пого­ ворить, а ему затыкают рот едой, когда он мечтает о глотке холодного вина, а ему суют горячий чай. При свете заметно стало, как Родченко отдает должное не первому бутерброду, с толком вгрызаясь в ветчину крепкозубым ртом. Чужак отрывисто хлебал крюшон с таким кислым видом, как будто запивал лекарство. Глядя на них, Асеев оттолкнулся от подоконника, налил се­ бе чаю и опять откачнулся назад, держа на весу чашечку. , Пригвожденный светом, Третьяков стал на месте, сунув в карманы пиджака руки с выставленными наружу большими пальцами. — Мы год продержались без журнала,— авторитетно продолжал он организовывать разговор.—И все равно это был год лефовских побед. «Броненосец «Потемкин» — всемирный успех художественно обрабо­ танного документа. Пастернаковский «1905 год». Новаторство Родченко в фотографии. Великолепная работа Шкловского о языке Ленина. 45