Сибирские огни, 1967, № 10

Леф должен быть монолитной организацией. С центром. С указаниями, обязательными для каждого. Шкловский как раз стоял рядом с сидящим Чужаком и навесил над ним, как угрозу обвала, скалистый череп: — Вы хотите создать лефовскую роту и по команде «смирно» во­ дить ее по литературе? — Ни для кого не секрет,—огрызнулся Чужак, подняв серое ли­ цо,—что вы мыслите реакционно. — Послушайте, Насимович! Я не реакционер, а искатель. Марксизм ищет последователей, а я исследователь. Пастернак молчал. Его неестественно длинное, смуглое лицо с мощ­ ными челюстными костями, с провалами на щеках, с большими вывер­ нутыми губами было бы неотесанно грубым, если б не огромные, ти­ хие и страдальческие, глаза. Слушая товарищей, он порой откидывал голову, упираясь затылком в стену, и прикрывал глаза, прикусывая ниж­ нюю губу. Маяковский стоял возле Пастернака, в дверях своей комнаты, при­ валясь плечом к косяку, и перекатывал в губах папиросу, щурясь от дыма. А по другую сторону от него присел на подоконнике Мейерхольд, скрестив на груди руки и засунув ладони под локти. Между ними был угол с висячим телефоном. Мейерхольд тоже помалкивал, но не экстатически, как Пастернак. Все еще похожий на юношу в свои пятьдесят два года, небритый, лох­ матый, со стремительным профилем Арлекина, он даже неподвижностью выражал возбуждение. Цепким взглядом он кидался то к одному, то к другому, и казалось, что скрещенными руками пока придерживает себя. На диване рядом с Чужаком сидел добродушный, бритоголовый хохол со светлыми глазами, знаменитый фотограф-экспериментатор Александр Михайлович Родченко. Возле двери в коридор стоял земляк Чужака и Третьякова, вместе с ними когда-то приехавший из Читы, Петр Васильевич Незнамов. Поэт, влюбленный в Маяковского, скром­ нейший, стеснительный человек с фатовским лицом актера, играющего, вроде Кторова, благородных мошенников. Почти все наличные силы Левого фронта были здесь. Не хватало лишь Эйзенштейна, да старого большевика Малкина, да редактора журнала «Экран» Левидова, да критика Арватова. Впрочем, они были скорей сочувствующие Лефу, чем его активные деятели, хотя Левидова, например, все называли Лефидовым. Пастернак изогнулся по стене, чтобы приклониться ближе к Мая­ ковскому, профиль которого рядом выступал из-за косяка, и довери­ тельно, словно единственному здесь сообщнику, прошептал: - - Если мы не похожи на автобус —из автобуса пассажиры выхо­ дят быстро, не знакомясь,—то мы как на дальнем пароходе: случай­ ные попутчики, сдружившиеся лишь потому, что плыть нам в одну сторону. Проходивший мимо Третьяков услышал эти слова, круто повернул­ ся к Пастернаку: — Так ведь в одну сторону. А чего, собственно, ты хочешь? Пастернак выпрямился, вздохнул и негромко сказал для всех: — Мы вообразили, что искусство должно бить как фонтан, тогда как оно должно всасывать и насыщаться как губка. Ему следует всегда быть в зрителях, а мы его тащим на эстраду. Третьяков засмеялся и посоветовал спокойным тоном: .— Оставь, Борис, свой интеллигентский деликат. Кажется, всем 43