Сибирские огни, 1967, № 10

зующий уже открытые правила —не поэт, а простой переписчик, кото­ рый если что и тратит, так только слюну для перелистывания чужих страниц. До войны была подобная книжонка: «Рабинович. Как в восемь уроков сделаться поэтом». Представьте себе, сейчас кто-нибудь выпу­ стил бы брошюру: как в восемь уроков стать марксистом. Она немед­ ленно была бы изъята из продажи, потому что развивала бы одно вер­ хоглядство. «Двенадцать» Блока, Уткин, Светлов —все написано сво­ бодным стихом. А Шенгели говорит: пиши ямбом. Если я не берусь за то, чтобы научить вас за пять уроков писать стихи, то я хочу за один трок отучить от этого дела. Он круто повернулся и пошел за стол. Аудитория аплодировала, но в этом ровном гуле прорывались вскрики: — Похвальбишка! — Грубиян! Маяковский сел, усмехаясь. Что ж, в любой студенческой аудито­ рии найдутся нерадивые ученики. Выступа пи Брик и Безыменский, им еще больше досталось выкриков. Маяковский сидел и думал, что, действительно, надо создавать СВОЮ поэтику. Вот и явился новый соцзаказ: расскажи, как делать стихи. Этот соцзаказ явился сам, потому что солнцу приказали встать с востока. 4 Гости быстро разделались с осмотром новой квартиры. Смотреть- то нечего быЛо: узкий, кривой коридорчик, в начале которого —вход в столовую, посередине, как раз на изгибе — в комнату Лили, возле кух­ ни, напротив ванной — в комнату Осипа. Гости только заглянули из коридора в чисто вымытые спальни, нарушив добросердечное обыкнове­ ние: натопать грязными подошвами, после чего воскликнуть — «Как у вас приятно и чисто!» —не добавив даже необходимого уточнения — «Было!» Комплименты ограничились тем, что крошечные спальни были тотчас прозваны каютами. Мужчинам было гесно в коридорчике, они затолкались, запутались в плечах друг друга. Только хозяйке находился открытый путь, ее тем­ но-рыжая гладкая головка проплывала везде на уровне мужских илеч. Один за другим гости протиснулись в столовую, навстречу двум светлым окнам с поднятыми рулонами соломенных штор. Если клетуш­ ки походили на каюты, то эта комната, посветлей и попросторней, впол­ не заслуживала звание кают-компании, коего тут же и удостоилась. От движения десятка мужчин колыхался в графине крюшон по­ среди стола. Папиросный дым тянулся волокнами, зацепляясь, как об­ лака, за горлышки высоких бутылок с «Абрау-Дюрсо», за вершину бу­ тербродной горы на огромном блюде. Каюта Маяковского была за кают-компанией. Он шагнул туда и сейчас же вышагнул обратно, протянув для всеобщего обозрения бума­ гу, которую сам и прочитал вслух. Это был приятный документ из Мос­ совета, нечто вроде Охранной грамоты: «Принимая во внимание, что поэтом Маяковским в доме № 15 по Тендрякову переулку произве­ дено переустройство квартиры и ремонт последней за его счет, управ­ ление делами президиума Московского совета считает вполне справед­ ливым оградить интересы просителя от мероприятий, связанных с воз­ можностью уплотнения поэта Маяковского». 41