Сибирские огни, 1967, № 10

Было уже темно, густая южная ночь громыхала колвсами за от­ крытой дверью вагончика. Все было усеяно огнями. Небольшие круг­ лые огни электроламп плыли высоко над землей — на вышках, большие квадратные огни окон плыли низко над землей — в домиках под крас­ ной крышей. Вдалеке, почти на самом горизонте, горел фонтан. И хотя это было плохо, это была беда, оставшаяся от старых промыслов, но была мощь в этом пожаре: словно титан взметнул над переделывае­ мой землей победный факел. Маяковский сидел на доске и покуривал, держа на коленях аль­ бом, на котором было написано: «Пролетарскому поэту». У союзничков рапповцев он все еще ходит в попутчиках. Но кто имеет большее право сам выбирать своих поэтов, чем пролетариат? Ба­ кинский пролетариат дал ему звание пролетарского поэта. Попробуйте, Авербах, Доронин, Родов, опровергнуть этот выбор! Маяковский весь ушел в себя, весь прислушивался к тому, как пре­ рвалось в подсознании двухмесячное тревожное излучение последних есенинских строк. Десятки вариантов, обдумываемых и отбрасываемых за это время, оказывается, не исчезли бесследно, они оставили после себя невидимые, но драгоценные частицы. И теперь близок стал взрыв, который должен сплавить их воедино. Еще не было окончательных слов, но уже пришло их уверенное предощущение. И однажды пришли слова и облегчили душу, и разлили по телу добрую рабочую усталость. Му­ жество н оптимизм всегда неопровержимей безысходности, иначе кто бы согласился жить на земле?! В этой жизни помереть нетрудно, Сделать жизнь значительно трудней. Теперь можно было окончательно срабатывать стихотворение, те­ перь оно появилось. 3 Маяковский не привез из поездки чемодана записных книжек, как вроде бы полагалось писателю. Только «Строго воспрещается» было пе­ реписано в блокноте, да так и лежало без пользы в наружном кармане пиджака, вместе с книготорговскими справками, на которых расплыва­ лись лиловые пятаки печатей. Его отказались опубликовать и в «Бакин­ ском рабочем», и в тифлисской газете «Заря Востока». Грузины с обая­ тельным радушием посоветовали: — У нас, генацвали,' такой глупый бюрократизм не развелся, это давай печатай в Адыгее. Большинство своих ударных вещей Маяковский делал наизусть. Если написать строфу на бумаге, то она уходит из тебя, живет уже са­ ма по себе. А когда она в памяти, то мучает, как еж под черепом, пока не сработается все. Поэтому в записной книжке не было «Сергею Есенину». Но от такого способа работы голове трудно. Память — это не ли­ сток блокнота, по которому царапаешь чернильным пером. В глубине серой массы мозга прокладываются все новые и новые связи, а на по­ верхности, над теми местами где идет тектоническая деятельность нерв­ ных клёток, прорезаются новые извилины, как вулканические силы внут­ ри земли прорезают на ее поверхности хребты и ущелья. В поездке, в движении, в смене впечатлений эти силы действовали 31