Сибирские огни, 1967, № 10

ленькие, двухэтажные, но по архитектуре — размах на дворцы. И укра­ шения — будто у гоголевских дам на платье: везде фестончики, фестон­ чики. Нет, Ростов по сравнению с этой глушью — Москва. Наскребешь ли тут слушателей на лекции? Извозчик домчал за несколько минут, расскакаться тут негде было. Маяковский втащил чемодан на второй этаж Первой советской гости­ ницы, привычно окинул взглядом плохонький номер с железной койкой и стал распаковываться. Он вымылся в каучуковом тазе-ванне, который всегда возил с со­ бой, напился чаю и вышел из гостиницы. Краснодарская улица, промытая ручьями, подсушенная солнцем, была теперь пооживленней, чем спозаранку. Люди появились и тут, и там, а у киосков и магазинов даже наблюдалось нечто вроде толп в че­ тыре-пять человек. Маяковский шагал, загромождая весь тротуар, но никому не мешал этим и, попадая тростью в лужи, раскалывал солнце. От его палки, под­ нимающей маленькие фейерверки искрящихся брызг, кидались в сторо­ ну собаки. — И чего ты пугаешься? — ласково говорил он лохматой дворняж­ ке, соскочившей с нагретого места у подворотни. На углу у тумбы, медленно кружась, два фокстерьера узенькими но­ сами обнюхивали друг у друга куцые хвосты. Взаимности почему-то не получилось, они разбежались, их тонкие длинные ножки замелькали, как спицы у велосипеда. На другой стороне улицы прогуливали на по­ водке таксу. Сдвийув папиросу в угол рта, Маяковский улыбался этому псино­ му богатству и по пути забавлялся тем, что придумывал рифмы к каж­ дой встречной породе: дворняжечки — ляжечки, фоксы — фокусы, такса, как вакса, сеттера — этцетера. Нет, это не столько собачья глушь, сколько собачкина столица! Он вспомнил своих псов и маленько взгрустнул. Еще до революции нашел он в лесу у Акуловой горы щенка, которого и назвали соответ­ ственно Щеник. Но из него вырос громадный шоколадный пес, которого неприлично стало звать таким младенческим именем, и стали величать его Щеном, или шутливо — Сченом. Добродушный пес без обиды откли­ кался и на это. Щен был совместной любовью его и Лили, он пережил с ними голодные годы, а в двадцать втором — таинственно и навсегда исчез. Немного пожила на даче в Пушкино кривая и мохнатая Тютька. Потом появился Скотик, но года полтора назад он издох от болезни. Маяковский в ту пору был в Париже. Надо снова завести песика. Лиля тоже очень любит собак. Поскорей бы устроиться в Гендриковом, не надо тогда специально собираться в гости на Водопьяный, можно будет видеть Лилю каждую минуту! На главной улице помещалось сразу несколько кйижных магазинов: два гизовских, «Заккнига», «Воениздат», кооперативного издательства «Прибой». Видать, город был хоть маленький, но грамотный. Увидев в витрине свои книги, Маяковский завернул к гизовцам. И опять началась чепуха. — Книги Маяковского есть? — Нет. — Да вон же на витрине стоят. — С витрины не снимаем, это образцы. Опять были взяты за бока завмаг и товаровед, снова сосчитаны сту­ пеньки в склад и вытащено на свет божий больше сотни экземпляров, да еще позапрошлогодний «Леф». 26