Сибирские огни, 1967, № 10

они не опадают, а только перекатываются по ткани. Вот и эти строчки вцепились крючочками в извилины мозга. Даже когда забываешь о них, все равно они пульсируют своим ритмом. Их бормочешь, чтобы вытрях­ нуть из себя, а они опять прицепляются, словно ими наполнен душный воздух этого одиночного номера, где пышут сухим жаром трубы паро­ вого отопления, протянутые вдоль потолка и стояком уходящие вниз; где висит над кроватью древнегубернский полог, похожий на балдахин над катафалком. «Трубы — трупы»,—эта рифма подвернулась, конечно, самой пер­ вой. Дешевая и отвратительная рифма, которая теперь всегда лезет в голову при виде труб парового отопления, пригодных, оказывается, для виселицы. Но никогда, ни в каких стихах не использует он эту дрянь. Настоящий поэт лучше с голоду сдохнет, если не найдет хорошей рифмы. — Предназначенное расставанье обещает встречу впереди. Маяковский в сердцах вдавил папиросу впепельницу, так что лопну­ ла на мундштуке бумага,—и тут же закурил новую. Хоть вслух бормотались именно эти, нравящиеся чем-то строчки, но в подсознании постоянно хранились другие, главные, они лежали там как некое радиевое ядро, непрерывно излучающее напряжение. И все поиски, все рифмы, все образы, накапливающиеся так скупо, рождались в этом напряженном поле и прорывались к тому ядру, чтобы взорвать его, опровергнуть. Маяковский вслушивался в гул, чтобы уловить в нем ритм своего ответа Есенину. ...Предназначенное расставанье... ...Не грусти и не печаль бровей... ...Вы ушли рарарарара в мир иной... Есенинский ритм навязывался сам собою, он выплывал из подсо­ знания, на него уже накладывались свои слова. И не надо, наверно, со­ противляться этому самопроизвольному зарождению, если поэт хочет дать больше, чем он может дать простым разумом. Нужно отобрать есенинский ритм у Есенина и взорвать его стих изнутри. Хотя Маяковский заснул поздно и спал беспокойно, но проснулся свежим, с ощущением радостного ожидания. Это ощущение осозналось сразу: стих начал работаться! За ночь на папиросной коробке, лежав­ шей на тумбочке у изголовья, поперек названия «Пляж» и по телам трех красавиц у моря, появились рифмы: «уме ли —умели», «классом — квасом». Дескать, заменить бы вам богему классом... Ну, а класс-то жажду заливает квасом? Он рано вышел из дому, чтобы произвести сегодня штур^ бибкол- лектора. Северо-восточный ветер посвистывал вдоль прямой улицы, с трудом сдирая сверкающую пыльцу со смерзшегося снега и трепля то­ нюсенькие ветки акаций. Ростов — большой и красивый город, но все-таки ни на миг не воз­ никало иллюзии, что ты в Москве. Вроде бы и дома основательные, и людей много, и автомобили имеются, но все это как-то разреженно. Ка­ залось, оттого и разгуливает ветер, что не во что ему упереться, негде закрутиться и затихнуть. На углу Буденновского проспекта голосили мальчишки-газетчики, совсем такие же, как в Москве, только «г» они выкрикивали мягко, как «х», их голоса по ветру слышны были далеко: — Свежие хазеты! Покушение на наших дипкурьеров Нетте и Мах* масталя! Теодор Нетте убит! 23