Сибирские огни, 1967, № 10

«ом овладении, оформлении материала и насыщении его социальным содержанием». Отметив, таким образом, активную позицию писателя, он вместе с тем указывал, что хотя «оформление» материала зависит от субъективных данных художника, от цго мировоззрения, тем не менее оно не должно нарушать логики жизни. По мнению крити­ ка, писатель не волен старое, отживающее изображать как новое и прогрессивное, потому что свобода творчества — не произ­ вол художника, а «желанное действие в согласии с законами действительности», «постоянное согласие личного ритма с уст­ ремлениями своего класса». «Великие твор­ цы растут лишь на почве, которая обещает социально великий плод», следовательно, «не может быть искусства у тех групп, ко­ торые попадают в тупик, не ощущают своих социальных горизонтов». Подлинный худож­ ник, как считал критик, смотрит дальше своего класса, «выходит за круг интересов своего класса, когда этот класс исчерпывает свою роль живого фактора исторического прогресса». Отсюда наиболее ценным и глубоким будет то произведение, в котором автор сумел «материал, свой органически слить» «с революционными, социально ши­ рящимися устремлениями нашей эпохи». Эту черту отметил В. Правдухин в повести Ю. Либединского «Неделя»: «в ней молодой писатель впервые показал коммунистов жи­ выми, обнажив их в быту, в их плоти и крови, сумев в то же время сохранить за ними присущий им пафос великих современ­ ных «мечтателей»18. А вот в «Ватаге» В. Шишкова критик не видит «полнозвучной силы современной эпопеи», потому что писатель, нарисовав партизан «с яркостью репинской кисти», недосмотрел в них «социального смысла, живого отсвета нашей эпохи», не нашел «эпохального устремления в их действиях». Критик признавал, что новому реализму советской литературы органически присущ романтизм, и уже отмечал его в конкретных произведениях. По его мнению, в «Неделе» 10. Либединского романтичен образ чеки­ ста Горных, но он от этого не становится схемой, это живая фигура, потому что «она твердо стой I на нашей земле, в фокусе со­ временной жизни». Вот этот «социальный смысл», «живой отсвет эпохи» В. Правдухин считал важней­ шим качеством художественного образа, который он понимал не как фотокопию отдельной личности, а как типический образ, несущий глубокое социально психологиче­ ское обобщение. «И Дон-Кихот, и Гарпагон, и Плюшкин,— писал он,— реально почти не­ мыслимы, но в чем-то почти неуловимом... во многих живых и кровных нитях, которы­ ми они связаны с жизнью...— во всем этом ощущается, что это образы живые, художе­ ственные, человеческие образы». Критик верно чувствует, чтЬ «концентрации жизни» становятся полнокровными художественны­ ми образами, когда они проявляются в кон­ кретных чертах, в индивидуальном облике, тогда только они «наполняются для нас кровью непосредственного социального зна­ чения». Позднее он замечал, что «черты любого литературного типа должны быть неотторжимыми от меня и обязательными для всех». По его мнению, В. Зазубрин, Вс. Иванов умеют на рисунке отдельных лиц дать суть каких-либо социальных групп или классов, их силы и слабостей. А Л. Сейфуллина в ярких массовых сценах («Перегной»), которые критик назвал «ве­ ликолепными и глубочайшими социальны­ ми зрелищами», «иногда по одному вы­ крику сразу выпечатывает мелькающие ли­ ца в их индивидуальной и социальной полноте». Однако, верно понимая природу художе­ ственного образа, В. Правдухин ошибочно представлял себе человеческую сущность, природу человеческого. По мнению критика, особенность изображения человека у Л. Тол­ стого состоит в следующем: «Толстому именно было дано, как никому, за мусором социальных напластований, извращений с небывалой еще силой показать нам здоро­ вое, сохранившееся нутро человека», От каких времен сохранилось это «здоровое нутро» человека? Считал ли критик «мусо­ ром социальных напластований, извраще­ ний» в людях только социальные предрас­ судки и классовую ограниченность, очищение от которых — действительно прогресс чело­ веческой природы? Но критик далее утверж­ дал, что Интернационал есть «гениальное научное оформление и действенное осуще­ ствление» Марксом и Лениным того, «что сохранилось, несмотря на рабство, крепост­ ное право, классовый строй общества, розно в отдельных людях, в отдельных группах, главным образом, в трудовых классах, пре­ имущественно у пролетариата, как основное и здоровое начало человека»19. Итак, «есте­ ственной» основой Интернационала, между­ народной пролетарской организации классо­ вого, т. е. сугубо социального характера, было, оказывается, некое «здоровое нача­ ло». которое мы покрыли «безнадежно лживой толщей наших социальных отноше­ ний» и которое Лев Толстой очистил от этого «мусора». В. Правдухин и не заметил, как очищенное от «социальных отношений» «здоровое нутро», которое он принял за «чистую» сущность человека и которого больше всего отпустил пролетариату, пре­ вратилось в известных предков человека с их инстинктом стадности. Дальше очищать человека некуда, иначе придется признать необходимость рыбьего Интернационала. Критик ошибочно давал высокую оценку творчеству Б. Пильняка также на том основании, что он «корни жизни обретает в глубоко природной, почти звериной сти­ хии» и что «люди у него живут в основном, изначальном». Однако утверждать, что критик понимал природу человека только как биологиче­ скую, было бы неверно. Глубокое удовлет­ ворение доставляет то, что острое чувство правды в искусстве, глубокое эстетическое 170