Сибирские огни, 1967, № 10

нащупывает наган. Чьи-то шаги заставляют приподняться: — Мякушка, ты? Кто-то, как на крыльях, врывается в горницу: — Слушай, того... окружают! Василий вскакивает, бросается к две­ ри —один плетень, второй, перемахнуть их —безделица для сильного, могучего те­ ла. Щелкают выстрелы. Он пригибается, па­ дает, бежит, снова падает, и вот уже густой ельник сомкнулся над ним — чащоба, мрак... ...Василий Григорьевич рывком поднима­ ется с постели, задумчиво оглаживает ак­ куратные усы и бородку, проходится по лунным следам на полу, ударяет рукою в ра­ му —окно настежь. Село спит. Маячит белая, светлая под луной колокольня. Все ближе, ближе она. И вдруг... бьет набат, бьет, надрывный гуд заполняет все... Василий Григорьевич трет обеими рука­ ми лицо. Медленно оползают пальцы, рас­ крывая напряженные, ожесточенные глаза. Глаза налиты волей, решимостью, глаза принадлежат другому Яковенко, тому, ко­ торый с закинутой головой стоит на телеге над кишащей массой людей, залившей пло­ щадь возле церкви. — Вспомните! — плывет его голос над площадью.— За одно только слово «това­ рищ» —сорок шомполов! За сочувствие большевикам — расстрел! Не поддавайтесь на провокации, уходите вместе с армией. А мы... мы уйдем только с населением! Ка­ кая же мы будем армия, какая же Совет­ ская власть, если отдадим белым собакам жен наших, матерей и детей на поругание?.. Страшно в своем молчании людское мо­ ре. Страшны глаза его, обернутые к высо­ кому человеку на полке... ...И вот люди, лошади, повозки, телеги запрудили дорогу, обочины, края полей — около тысячи повозок с домашним скарбом, телеги, фуры с ранеными, ходки с зерном, мукой, стадо до четырех тысяч голов. Все это волнуется, кричит, стонет, ревет, скри­ пит, тонет в рыжих облаках пыли... Яковенко с дрожек смотрит на беспоря­ дочное движенье. В глазах его слезы. Обер­ нувшись, замечает, как на него с сочувстви­ ем и пониманием глядит молодой кругло­ лицый парень. —Ты что. Емельянов? — Да я, Василий Григорьевич, со своим взводом задержусь маленько. Пронаблю­ дать за противником надо. Командующий Астафьев приказал. Яковенко дергает вожжи, лошадь не­ сет его мимо стада, повозок, мимо пестрого воинства, о назначенье которого можно до­ гадаться по винтовкам и дробовикам за пле­ чами, по блестевшим на солнце пикам, по двум пулеметам, охраняемым на подводе. — Строганов! — кричит Яковенко чело­ веку, возглавляющему один отряд. Строганов подъезжает, счеканивает с лошади, оказывается на дрожках. — Вот что,— начинает, сдвинув брови, Василий Григорьевич.— Пойдешь со своим отрядом яа Кайтым. Разведаете, что там и как. Перебросите туда часть продоволь­ ствия и начнете строить укрепления. Место для боя самое 'Подходящее. Если придется, бой будем там принимать, больше негде. Информируй отряд, подтяни людей. Зада­ ние строго секретное, помни. А с Астафье­ вым все согласую сам. Думаю, что в соль- заводе и мы не задержимся. Начинай, а я пока решу насчет продовольствия. На поляне в густом болотистом лесу приютилась часовня. Это Култук — место, где молился проезжий и куда сходилось по праздникам окрестное население. Поляна сейчас тесно заставлена телегами, запруже­ на народом. Кричат, плачут дети, женщи­ ны ругаются, стонут раненые, ревет скот... На паперти в молчании сидят члены штаба: Яковенко, Федор Астафьев, Гриш- ненко, Вахрушев, Тараканов, Николай Вуда. Крепкий мужик, добротно, по-дорожно- му одетый, раздумывая, смотрит на Яко­ венко. — Я, Василий Григорьевич, не раз слу­ жил тебе и тут не отказываюсь,— приступа­ ет он медленно.— Вывести вас на Кайтым- скую дорогу тайгой, конечно, могу, дело знакомое. Но трудно будет. Пробиваться надо. Тут ведь кругом одни болота, ухнешь и не вытянуть. Есть, конечно, и твердые ме­ ста. Я тут, охотясь-то, все исходил, изла­ зил вдоль и поперек ее, тайгу-то. Вот и брат твой, Павел, знает места, подмогнет мне,— говорит он Федору Астафьеву, муж­ чине большому, коренастому, плотному. — Ну, давай веди, Егор! — поднялся Яковенко.— Только, товарищи, предупреж­ даю: ни один человек не должен знать, ку­ да мы идем, даже командиры отрядов. Мо­ жет быть погоня, могут люди отстать, по­ пасться белым... Вечер падает на поляну, когда головные отряды ныряют в тайгу. Словно труба, вса­ сывает в себя тайга народ, лошадей, стада. Последние повозки покидают Култук с рас­ светом— птицы уже завозились в листве. А в тайге непролазной, непроходной за­ ухали топоры, завизжали пилы. Рушатся лесные великаны, летит молодой подлесок. Весь мужской состав движенья воюет с лесом. Вяжут мосты, перебрасывают через рвы, переправляют на телегах, на носилках ра­ неных. Гатят болота. Устали, измаялись люди. Отстали жен­ щины с грудными младенцами, еле тащат­ ся. Рядом с нагруженной телегой еле бре­ дет мать: ребенок привязан за спиной, дру­ гого несет на руках, третий держится за юбку. Кто-то потерял и не нашел в кустах со­ всем маленького, в пеленках, в ситцевом с кружавчиками капорчике... 136