Сибирские огни, 1967, № 10
— Как фамилия-то? — Алехин я, да меня все больше Щуром кличут. — Хорошо, товарищ Щур, все будет в порядке. — Чо я еще хотел сказать! — окликнул Василия Григорьевича снова дед.— Как мы с тятькой твоим в Асане избу рябому ста вили, задумали, значит, поохотиться... Ружье, значит, нашли, а этих, патронов-то, нету. Ну, мы не растерялися, мозги в ход пустили. И все это... Ну, чего финтить,—мах нул он вдруг рукой.— Я тут маленько слы хал, да и сам намаялся с этой стрельбой... И тебя видал, как ты на огородах из винто вок садил... Думается мне —дело-то в кап сюле... И кумекаю я, что эту капсюлю са мим можно изготовлять... Вот, к примеру, взять банку из-под монпасе. Жесть дюже тонкая... С доброй, бесконечной лаской смотрит Яковенко на деда. — А ты и догадлив же, товарищ Щур... — Ну! — соглашается дед. И еще один бой... С бригадой карателя атамана Красильникова в две тысячи челоИ век, состоявшей почти наполовину из офице» ров. И снова — победа! В о зм ож н о , свидетель тех драм атических дней и сыщ ет в излож енном некоторую н е точность. М о ж ет , и не сущ ествовал дед Щ у р , м ож ет, и не на П лодбинском направлении в первом бою возвращ ал Я ковенко струхнувш их бойцов. Н еточности эти очень малы и вовсе не противоречат достоверности характера В а силия Я ковенко. О дн ако н уж но ли так последовательно излагать в фильме собы тия? Ведь самый ж анр кино диктует концентрацию действия. Х о р ош о бы встретить Василия Григорьевича Яковенко в минуту, когда он, у ж е з а служ енный командир, одерж авш ий победу не в одном бою, возглавивш ий весь Севером Канский фронт, вывел после отступления в> тайгу армию снова к Тасееву и обсуж д ает со ш табом мирную ноту колчаковского правительства. В большой избе вкруг стола расп олож и лись члены нового, Арм ёйского совета и ак тивисты. Невы сокий худощ авы й человек с куцей бородкой и какими-то обдерганными усам и зачиты вает бум агу, приноравливая ее к свету керосиновой лампы , подвешенной к потолку. Он читает выразительно, несколько деклам ационно, как привык читать учитель: «...Ч ем дольш е продолж ается кровавый пир, тем дальш е мы отходим от намеченных революцией идеалов: «равенство, братство, свобода», тем дольш е мы тормозим созыв истинного хозяина русской земли — В сер о ссийского Учредительного собрания. Хищ ны е волки ры скают в поле и гл ож ут трупы л уч ших сынов России, черные вороны клюют их застывшие глаза. Люди тоже становят ся хищными зверями, преступниками, в си лу злого исторического рока, и наряду с нашим экономическим обнищанием открывается неизмеримая бездна нашего морального падения. Русские люди, оч нитесь!»... — От, суки! —удивившись, не выдержал кто-то.—Хватились! — На великие идеалы все они мастера, да только сами же и топчут их,— говорит человек, буйно я черно обросший бородой, пронзительно уставясь в одну точку. Это, конечно, Яковенко. В свете кероси новой лампы его худое лицо с прямым длинным носом словно писано на иконе. В глазах, кажется, никогда и не поселялась доброта или ласка. — Будешь ответ составлять, про Фран цузскую революцию напомни гадам:— Куль турные варвары! — Его передергивает, словно от омерзения. — Зоологические типы,— поддерживает Рытиков — тот, который читал бумагу. — Вампиры земного шара! — поднял перст и мужчина, подстриженный в кру жок—и без рясы в нем заметно что-то по повское.— До коих пор будут кощунство вать, произнося святые слова? — Пока не уничтожим! Так и отпиши им, Рытиков: «История, на которую вы ссылаетесь, будет для вас палачом!» — Яко венко грохнул ладонью по столу и закаш лялся. ...—«Поищем путей более разумных,— старается Рытиков,— приступим к перегово- ру, приступим к мирному улаживанию на шего семейного спора...». — Хорошая семейка! — неожиданно за хохотал кто-то,— все одно, что сожитель ство волка с овцами! — Вот-вот! Так и отпиши!— подхватил Яковенко и опять закашлялся. ...Махорочный дым сизыми волнами пла стается под потолком. Мигает лампа. Ры тиков протягивает к ней руки, снимает с крюка, ставит на лавку. За его спиной не перестает раздаваться надсадный кашель... В избе, кроме Рытикова и Яковенко, ни кого. — Ты бы, Василь Григорьевич, вышел на воздух, подышал бы, пока я керосину по долью,— говорит Рытиков.— И не расстраи вайся, такое сейчас распишем им! Василий Григорьевич поднялся, застыл в проеме двери: — Помни: писать надо жестко. Поздно, дескать,— и все. Поздно! Гремя сапогами, он сбегает с высокрго крыльца в холодную осеннюю темноту, но тут же снова заходится в кашле и почти па дает на нижнюю ступеньку. И сейчас же над ним наклоняется жен ская фигура, две руки обхватывают за пле чи. — Вася! Что, опять? — женщина с тос кой и болью всматривается в темное, изму ченное его лицо.— Небось, курили ироды весь вечер. Ничего не понимают! Подымай 9* 131
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2