Сибирские огни, 1967, № 10

ся. Федор Астафьев, вон, как домовой зарос бородищей, шныряет уже по деревням под видом шорника, подымает народ. Да и в Та- сееве осталось порядочно дельных людей. Застряли тут отрезанные белочехами ребята из Петрограда и еще кой-откуда — много ведь прикрылось фабрик и заводов, ну, они и тронулись к родственникам в Сибирь, все больше переселенцам из Белоруссии: Стро­ ганов, Пантелеев, Полетаев, Лебедев — парни рабочие, на обе ноги подкованные. Да и свои есть не хуже. Один поп Орлов чего стоил, такие проповеди за Советскую власть откалывал! Только вот сплоховал что-то, уехал к родным в Енисейск... А возможно, приходило в голову Васи­ лию Григорьевичу, что Тасеево ихнее, рас­ кинувшееся по взгорью, обнесенное с трех сторон литой стеной леса, сильно смахивает на крепость... Чего бы ни надумал Василий Григорь­ евич, чего бы ни предпринимал, скрываясь в тайге и на Кайтыме, все, видно, попало в самую точку и не давало осечки... Промахнуло лето, за ним осень. К этому времени верховный правитель, устроивший резиденцию в Омске, слишком уже раскрыл свои карты. Деятельность его карательных отрядов махрово расцветала, каждый новый день являл миру их сведенное злобой лицо.,-Сот-, ни расстрелянный, отправленных на каторгу,- повешенных, замученных... Тысячи разграб­ ленных, обнищавших, осиротевших, поруган­ ных... Люди жадно ловили каждор слово против новой власти, с намека понимали большевистских агитаторов и проваливали все мероприятия колчаковцев/ Соседняя с Тасевской Шеломковская волость наотрез отказалась сдать выданные когда-то сорок винтовок и даже отправила Омскому правительству, откуда пришло предписание, издевательский ответ. Дерзкие были головы в Шеломках — Худяков, Емельянов, Паршин. Сибирь уже гудела от возникавших вос­ станий—в городах, военных частях, рабо­ чих поселках, на рудниках, в дальних воло­ стях. Члены .Ачинского Совета рабочих и крестьянских депутатов Кравченко и Щетин- кин подняли народ за Советскую власть севернее Ачинска и на юге Красноярского ?уезда. Красные глашатаи, неуловимые для ' беляков, спешили из конца в конец обшир­ ной стороны. К декабрю Федор Астафьев сколотил группу из колчаковских дезертиров, и Яко­ венко вернулся в Тасеево. Вернее — схоро­ нился пока в гумне у Мя’кушек. Он призвал к себе братьев Мякушек — а их было четве­ ро—да еще четверых, таких же отчаянных и бедовых. Откопали они оружие и рано поутру вместе с группой Астафьева, когда село еще с;пало, заняли волостной комитет и с нарочными разослали приказ за под­ писью Яковенко явиться всем должностным лицам и противникам Советской власти. Так началось в Тасееве восстание против Колчака... Если бы мне довелось писать сценарий/о Василии Яковенко, он начинался бы с такой ,сцены. В мглистой дымке декабрьского дня скачут по лесной заснеженной дороге кон­ ники, катятся розвальни, а в них мужики в тулупах, дохах, шубейках. У кого винтовка за плечами, у кого дробовик, пика, а то просто топор за поясом. И даже вилы напе­ ревес держит какой-то замшелый дед, бо­ роздя по снегу валенками, спущенными с саней. У одного голова обмотана тряпкой, с проступившим кровавым пятном, другой: бережно держит руку, подвязанную у груди полотенцем. Дед с вилами кричит молодому кругло­ лицему курносому парню, верхом замыкав­ шему поезд: — Никита1 А богатый нынче куржак — к урожаю! Круглолицый щурится на деревья, ветки которых вдеты в белые пушистые чехлы и тоже кричит: / — Дадут они нонче тебе урожай! — Хто, колчаковцы? Да они супротив меня знаешь, хто? Мы к весне-то, погоди, их по одному перещелкаем,— Дед прицелива­ ется пальцем, цокает с мальчишеским удо­ вольствием языком: — Василь Григорьевич живо оружием снабдит — ухарь-мужик. У них вся порода такая, я с его отцом по плотницкому делу еще артельничал!.. Сыплет на деда снег, все круче, искрис­ тей. Из сплошной мглы вытягивается длин­ ное, размытое светлое пятно — это солнце. Бледный свет его в самом дымчатом воздухе, в сугробах, на высоких крышах села, подперевшего могучий лес, навалив­ шийся с трех сторон, на щелях-траншеях в снегу, преградивших к селу дорогу, на ли­ цах людей, работающих на постройке ук­ реплений и гомонящих вкруг очень высоко­ го, худого, чуть сутуловатого человека в ¡черной собачьей дохе и черной меховой высокой шапке. Лицо человека аскетически сурово. В черных широких усах, сомкнувшихся с бородой, в длинном прямом носе, в остром взгляде из-под надвинутых бровей что-то издревле русское, истовое. — Клади бороны дружней, ребята, играй веселей!— командует он, и лицо его вспы­ хивает доброй веселостью при виде парней и девок, мужиков и баб, бросившихся к саням, груженным боронами. Ударяет гармошка, бьется в морозном воздухе озорная частушка, люди растаскива­ ют бороны, укладывают их кверху зубьями по наружному скату скопов. Другие черпа­ ют воду, привезенную в бочках на розваль­ нях мальчишками-подростками, поливают укрепления. Человек в черной собачьей шубе так вы­ сок, что смотрит поверх голов на дорогу, на которой показался всадник. Молодой парень еще издали кричит: — Шеломковские едуть! Он соскакивает с коня, едва сдерживая торжество, докладывает: 128