Сибирские огни, 1967, № 10

достала из-за лифа пачку банкнот. Она говорила все быстрее, так что даже захлебы­ валась словами.— Посмотри, у меня есть немного денег. Я берегла их на такой вот момент, никому об этом не говорила, но теперь-то я знаю, как их использовать! Через полгода мы будем богатыми людьми, не зависимыми ни от кого; еще другие будут от нас зависеть! Зачем я сюда приехала, зачем мучилась перед войной и в монастыре,—чтобы обеспечить вам спокойную жизнь! Наконец-то пришло время, мое время, я чувствую эго, знаю наверняка! Она умолкла на минуту, ожидая какого-либо знака, слова одобрения со стороны сына. Она глядела ему в глаза, неотступно следовала за ним взором. Юлек уставил­ ся куда-то у угол; он не мог выдержать ее пристального взгляда. Он перестал есть и машинально ковырялся ложкой в клецках. Охотней всего он бы сейчас сбежал из дому. — Ты должен уволиться из милиции! —опять начала Маевская,— Я не желаю больше тревожиться за тебя целыми ночами. Когда тебя нет дома, я места себе не могу найти! Сынок мой, сыночек! Ты молодой; затянут тебя еще в какую-нибудь бе­ ду, а ты ведь любишь везде соваться первым! Там нет будущего. Что из того, что ты постоянно рискуешь жизнью,— ничего. Только и есть, что положить в рот, да и то не слишком много; даже формы вам не дали. Они как раз и ищут таких молодых, на­ ивных, чтобы их использовать, а потом, когда не нужны станут, выкинуть на улицу. Я перед войной знала одного... — Перестань, мама, все это совсем не так, как ты говоришь! — Конечно, прямо они тебе этого не скажут, но так всегда кончается, когда служишь чужим людям! Не хочу, чтобы тебе довелось пройти в жизни такую же дорогу, как мне!.. Маевская приблизилась к сыну и прижала его голову к своей груди. — Пусти меня, ' мама! — Что-то с тобой неладное творится, я это чувствую! Прежде ты слушался мать, а теперь меня отталкиваешь. Пока ты не перестанешь работать в милиции, я ни в чем не буду уверена. Не буду знать покоя! — Что я такого плохого делаю?! — вдруг крикнул Юлек,—Если бы я не рабо­ тал в милиции, нам до сих пор нечего было бы есть! Вот этого, мама, ты не видишь! — Вижу. Понимаю, что тебе трудно, но я не хочу, чтоб ты мучался всю жизнь. Не верь тем людям! Нельзя быть легковерным; потом за это расплачиваются. — Я уже взрослый. Совершеннолетний! — Да, по-теперешнему... но все равно тебе нет еще восемнадцати лет! — Как раз есть! — Несколько месяцев не хватает, ты ведь их обманул! — Это не важно. — Ты должен мне пообещать, что бросишь милицию! Юлек, я тебя на коленях буду молить! Не унижай так свою мать! Маевская опять ловила его взгляд. Потом приблизилась к нему, чувствуя, что его сопротивление слабеет, видя, как он моргает, как у него начинают дрожать гу­ бы. Еще минута, и он расплачется. Юноша съежился на стуле; он понимал, что дол­ жен что-то сказать, но совершенно не находил слов. Вдруг он вспомнил ликующую толпу на станции и фигуру Влодека, которого на миг заметил среди приезжих. Поз­ же он пытался даже разыскать его, но это не удалось. Теперь он ухватился за эго, как утопающий за соломинку; он знал, что такое известие отвлечет внимание матери от него самого. _ Я видел на станции Влодека. Того Мартиного партизана,— сообщил он. Маевская оцепенела. — Почему ты раньше не сказал об этом? — Да так, ты все говорила и говорила... — Ты правда его видел? — Правда. То есть мне так показалось на момент, потом он куда-то пропал. А где Марта? 1 , V 109