Сибирские огни, 1967, № 10

— Мама, ты обещала не говорить об этом! — прервала ее Ядвига. — Нелегко нам было при немцах,— продолжала женщина, не смущенная заме­ чанием дочери.—Они смотрели на нас, как на паршивых овец или даже хуже. Мужа жандармы застрелили за то, что он бежал из вермахта. «Не буду воевать про­ тив своих»,— говорил он. А сейчас нам тоже немало приходится терпеть. Ядвига демонстративно поднялась из-за стола и исчезла в соседней комнате. — Она стыдится, но я должна вам это показать! Мы точно такие же поляки, как*вы, как все те, кто сюда пришел. Посмотрите! Женщина подала Юлеку старую книгу с металлическими уголками на переплете. Достала она ее из комода, стоявшего рядом с диваном. — Почти сто лет мы храним ее в семье, как самое дорогое сокровище. По не» учились читать дети. Для вас это обычная вещь, а для нас это было все! Еще и сейчас я помню, как меня учил дедушка. Она поднялась со стула и, встав, словно для того, чтобы слушать национальны» гимн, начала декламировать: «Отчизна милая, Литва, ты, как здоровье...»1. Еще женщина достала из комода переплетенную в коленкор книгу — «Памятна» ноябрьская ночь, или история национальной войны 1830 и 1831 годов, рассказанная внукам солдатом Чвартаком», изданную в Познани в конце минувшего века. — Теперь вы видите, что мы настоящие поляки, от деда и прадеда! Она внимательно смотрела, какое на него произвело впечатление это откровение. — Я в этом не сомневаюсь,— сказал Юлек. — Не сердитесь, что я столько об этом говорю, но прежде мы должны были это скрывать, а теперь нам не хотят верить. — Кто? — Ну, хотя бы тот, что покушался на Ядвигу; а когда мы сюда переезжали, дет» кричали: «Немчура, немчура!». — Я скажу коменданту; он говорил, что рабочие руки нужны везде. — Мы тут знаем только вас; если бы муж остался жив, наверное, все сложилось бы иначе. Юлек, подтверждая, кивал головой. Он все время ощущал во рту кислую терпкость, вина, испытывая впечатление, что напился уксуса. У него кружилась голова, но не так, как после водки, перед глазами начинали танцевать радужные пятна. Он встал, но сделал всего несколько шагов. В голове кружилось все быстрей, быстрей, быстрей... — Боже мой, что с вами? Он лежал на полу, а над ним склонялись перепуганные лица Ядвиги и ее матери. Он вскочил на ноги. Сказал: — Ничего. И снова свалился на пол. Его перенесли на диван. — Не знаю, что такое случилось, я еще никогда в жизни не падал в обморок» Ужасно кисло во рту! — Я не говорила разве? — прошептала Ядвига матери. — Мне хотелось угостить вас как можно лучше. От вина иногда так случается. Вы только на нас не сердитесь! — За что я должен сердиться? Это я извиняюсь! Водки я не раз выпивал много» но никогда она меня не валила с ног! Он застегнул ворот евитёра, поправил пиджак. — Я пойду, до свиданья!... Он остановился на середине лестницы, и ему опять показалось, что через секунду он упадет. Наверху отворилась дверь, блеснул свет. Ядвига сбежала вниз: — Я вас провожу! Она взяла его под руку, и они вышли на улицу. Дождь прекратился; Кое-где еще- горели в окнах огни. Мокрая мостовая блестела в их слабом свете. Юлек почувствовал себя лучше, и ему уже не хотелось возвращаться домой; хорошо было идти вот так. 1 Начало поэмы Адама Мицкевича «Пан Тадеуш», 104