Сибирские огни, 1967, № 9
— Д а -a. Вагон спит. Они разговаривают негромко, и разговор их никому не мешает, они будто специально оставлены здесь, как на дежурство, что бы кто-то не спал, думал и разговаривал о жизни — не то всем вместе ее можно проспать. Раз за разом со свистом кричит в ночи электровоз и смолкает — теперь надо прислушиваться, не закричит ли он снова. Ночью все не просто, все тревожит и пугает, завтрашний день кажется таким далеким, и еще неизвестно, наступит ли он, не сломается ли что- нибудь в этом извечном порядке дня и ночи, не остановится ли в тем ноте, не замрет ли- Разве возьмется кто-то совершенно точно оказать, что это невозможно. Парень говорит: — Обратно подумаю: одной ведь тоже с ребенком не сладко. По мотается, помотается и поймет. Молодая, еще не взяла свое. Это когда они ругаются с нами, думают, что мы им не нужны. Разойдется и... та кой-сякой, поливает на чем свет стоит. А потом одумалась и обратно: ластится, задабривает. Живому живое и надо. А чего она одна будет? Не выдюжит, поди. — Зачем одна? — с умыслом говорит Кузбма.— Найдет кого-нибудь. — Пускай попробует,— зашевелился парень.— Это как еще найдет ся! Думаешь, я смотреть буду? Не поздоровится «и ему, ни ей. — Но раз вы разошлись... — Пускай тогда уезжает, чтоб не на моих глазах. Хоть до любого довелись — думаешь, приятно, когда с твоей бабой, хоть и с разведен ной, другой живет? Все равно что кусок мяса от тебя от живого отди рают. Да у нас в деревне, к примеру, никто и не осмелится с ней. Знают меня. Знают, что терпеть не буду. Парень хотел бросить окурок в мусорное ведро, наступил на пе даль— крышка с грохотом отскочила, не удержалась и брякнулась обратно. — Ч-черт! — выругался он. На шум выглянула проводница, сверкнула глазами и снова скры лась. В купе кто-то заворочался и тоже затих — видно, проснулся и сра зу уснул. А поезд как шел, так и идет. Парень мнет окурок в руках, и табак сыплется на ковер. Огляды ваясь, qh нагибается и сдувает табак с ковра. Потом руками осторожно приподнимает крышку и сует окурок в ведро. Хмуро молчит. Опять тихо, спокойно. И не видать, не слыхать, успокоился ветер или нет Не видать, куда идет поезд, есть ли под ногами земля. Хорошо тем, кто спит. Проснутся — будет утро, может быть, даже солнце. При солнце спокойней. Кузьма думает: скоро город. Вот так бы ехать и ехать и подольше ничего не'знать — нет, скоро приедет и все узнает. Парень вдруг спрашивает: — Черт ее знает, может, мне обратно поехать? Они любят, когда из-за них от чего-нибудь интересного откажешься. Пришел бы, сказал: так и так. Как ты считаешь, Кузьма? — Не знаю,— осторожно говорит Кузьма.— Эго тебе самому надо решать... — Ну да. Я знаю, что самому.— Парень от волнения по-детски шмыгает носом.— Черт ее знает...— Пока он думает, поезд увозит его все дальше и дальше. И он решает: — A-а, теперь уж поздно. Приеду, как-нибудь решится. Нет так нет — на ней белый свет не сошелся.— Он хочет свести этот разговор к шутке.— А то вернусь, куда деньги девать? Опять пропивать надо. Лучше я их проезжу. 5 Сибирские огпи Л'г 9 65
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2