Сибирские огни, 1967, № 9
подсчитывает председатель за трибуной,— на каждого выходит по четы ре рубля и сорок копеек. — Чего там — по пять рублей на брата,— округляют сразу несколь* ко голосов. И вот стол, за которым сидели Кузьма и Мария,— уже не стол, а ларь, и в него со всех сторон, из многих-многих рук падают деньги. Через пять минут ларь полон. Мария не выдерживает и плачет, и слезы, как горошины, падают на деньги и со звоном скатываются внутрь. — Все отдали?— спрашивает председатель.— В таком случае счет ную комиссию прошу приступить к своим обязанностям. Несколько человек выходят из зала и начинают считать деньги. Они собирают их в пачки — пятерки, тройки и рубли отдельно, сверху, совсем как в банке, надписывают сумму и складывают пачки аккурат ной стопкой. — Одна тысяча сто двадцать пять рублей,— наконец объявля ют они. Председатель с неудовольствием качает головой: — Сто двадцать пять рублей излишку. Что будем делать? — Пускай забирают все,— советуют ему. Нет, так нельзя,— не соглашается он.— Сто двадцать пять руб лей большие деньги. У меня есть вот какое предложение: давайте все деньги унесем в музыкальную комнату, и по одному каждый из нас вой дет туда. У кого недостаток в деньгах, тот пускай возьмет рубль или два обратно. Прошу не шуметь и не возмущаться: мы не миллионеры. Кто не хочет брать — не надо, но, чтобы непонятно было, кто взял и кто не брал, войти туда обязан каждый. Есть другие предложения? — Нет. Деньги уносят. Люди по одному поднимаются, заходят в музыкаль ную комнату и сразу же возвращаются на свои места. Последней идет Комариха. Кузьма видит, как она вскакивает, оглядываясь, прикрывает за собой дверь. И вдруг еще там, в музыкальной комнате, раздается ее крик. Комариха выбегает, обводит зал обезумевшими глазами и кричит; — Гам их нет! Нет ни копейки! Я хотела взять только рубль. Зал взрывается от смеха. Люди хватаются за животы, визжат и стонут, показывают другу другу на Комариху пальцами. Комариха стоит посреди зала с открытым ртом и вдруг, не выдержав, тоже начинает смеяться. Кузьма смотрит на зал с удивлением и ужасом; ничего не по нимая, он оглядывается на Марию — присев, она корчится от смеха. Кузьма просыпается и слышит, как старуха говорит старику;" — Сережа, давай грелку, пойду горячей воды налью. Прижав грелку к груди, она уходит. Тихо. Только постукивает по рельсам поезд, но звук этот, если к нему не прислушиваться, не слыхать. В окно попадает серый, измученный ветром свет, в мягко покачиваю щемся вагоне он успокаивается, становится по-сумеречному уютным. Парень спит, подперев огромным кулачищем подбородок. Старуха возвращается, побулькивая водой в грелке, сует ее старику под одеяло. В зеркало внизу Кузьме видно, как старик вытягивает ноги и замирает. — Сегодня не болит? — спрашивает его старуха. — Нет, сегодня спокойно. — Ну и хорошо. Они переговариваются тихими, заботливыми голосами, и голоса эги незаметны, они не вырываются из тишины, будто совсем не звучат, а 3 Сибирские огив № 9
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2