Сибирские огни, 1967, № 9

уже измаялась без магазина, и Мария для этого самый подходящий че­ ловек. Кузьма сказал: — Смотри сама, Мария.— И отшутился:— Если что — корову во« можно отдать, а то уж надоело каждое лето сено косить. Мария понимала, что деревню и правда надо было кому-то выру­ чать, и, сложив на коленях руки, уже не качала головой, как в начале разговора, а только молча, со страдальческим выражением слушала ¡председателя; она страдала оттого, что и отказываться дальше казалось нехорошо, но и согласиться было страшно. — Не знаю, как и быть,— повторяла она. В конце концов председатель добился того, что она согласилась. Через неделю магазин открыли, а через четыре месяца, когда наступило время выходить Наде Воронцовой, Надя сказала, что она передумала. Мария, досмерти перепуганная, закрыла магазин и потребовала, чтобы у нее сделали учет. Да ведь не зря говорят: от судьбы не уйдешь. Все сошлось, разница получилась так себе, всего в несколько рублей. Мария после ревизии успокоилась и стала работать. Вот так оно все и вышло. Работа, если сравнивать ее с колхозной, была не трудной— конеч­ но, опасной, но не трудной, а когда надо было перенести из склада что- нибудь тяжелое, то помогал Кузьма, да и любой из мужиков, если по­ просить, не отказывал в помощи. Утром Мария открывала магазин в восемь часов и торговала до двенадцати, потом до четырех был обед, а с четырех до восьми опять полагалось торговать. Но Марии этому рас­ порядку следовать было не обязательно, она только открывала вовремя, а в остальные часы, когда не было народу, могла находиться дома. На тот случай, если кто придет, она оставляла дежурить на крыльце ребяти­ шек, они звали ее, и она прибегала, ждать себя подолгу не заставляла ни разу. В деревне не все бабы понимают время по часам, а которые и по­ нимают, да забывают, что обед, и идут когда попало — Мария и в обед, если была дома, тоже открывала; ее, Марии, от этого не убудет, а ста­ рухе не придется из последних сил шлепать два раза с другого края де' ревни. Мужики, те, наоборот, не знают время вечером — уже девять, десять часов, совсем темно, а они являются за бутылкой. Им объясня­ ешь: магазин уже опечатан, никакой бутылки сегодня не будет — нет. не поймут, одно по одному: дай, жалко тебе, что ли? На такие случаи Мария стала держать водку еще и дома — ящик так и стоял под крова­ тью, и летом, бывало, торговали прямо через окно; если Марии не было, мужики искали Кузьму, как-то раз три бутылки продал даже Витька. Но в долг водку Мария не отпускала. А то мужикам дай волю, они позаберутся, а расплачиваться потом опять придется не кому-нибудь — бабам. Мужику что, он когда пьяный, то только сейчас безденежный, а завтра он будет всех богаче — вот и гуляет, не думает о том, что семья сидит без копейки. Нет денег — не пей. Одно время по договоренности с женой Михаила Кравцова Дарьей, которая устала умываться слезами из-за его пьянок, Мария не стала давать ему водку совсем, даже за деньги. Михаил кричал, грозил, что будет жаловаться, но Мария как сказала, так и держалась; тогда он привел председателя сельсовета и пошел в наступление при нем. — Вот ты Советская власть,— доказывал он, обращаясь к предсе­ дателю,— скажи мне: есть у нас такие законы, чтобы человек за день­ ги не имел права купить, что он хочет? Чего она из себя корчит? За- 28