Сибирские огни, 1967, № 9
— Это было не от хорошей жизни,— заглядывая в окно, возражав человек в белой майке.— Сами знаете. Геннадий Иванович хмыкает. — Сколько рабочих ваш завод теряет каждую осень, когда в де ревне начинается уборка? — спрашивает он. — Что ж поделаешь — видно, иначе нельзя. Деревне одной не под силу. — А, бросьте. Но давайте даже допустим, что это так. Почему же в таком случае, когда у вас горит план в конце года, а деревне в это время делать почти нечего— почему она не посылает своих людей, что бы помочь вам, как вы помогали ей? На равноправных началах, как. хорошие соседи. — На заводе нужна квалификация. — У вас сколько угодно работы, где можно обойтись без квалифи кации. — Геннадий Иванович, ты говоришь так, будто знаешь завод луч ше меня. — Конечно, я завод знаю хуже тебя, но деревню, думаю, не ху же,— говорит Геннадий Иванович.— Дело не в этом. Как-то раз один туберкулезный больной сделал мне очень интересное признание. Я, го ворит, если бы захотел, давно бы вылечился, но мне нет интереса быть здоровым. Не понимаете? Я тоже сначала не понял. Он объяснил: четы ре, пять месяцев в году он находится в больнице, на полном государст венном обеспечении, или в санатории, где они ловят рыбку, гуляют по роще, а государство выплачивает ему все сто процентов заработка. Ле чат его бесплатно, питание, конечно, самое лучшее, квартиру в первую очередь — все блага, все привилегии как больному. А он возвращается из санатория и с полным сознанием того, что делает, начинает пить, ку рит— особенно если наблюдается улучшение,— лишь бы не лишиться этих привилегий. Он уже привык к ним, не может без них. — Ну и что? — спрашивает человек в белой майке. — Ничего,— Геннадий Иванович улыбается ему снисходительной улыбкой.— Но не станете же вы отрицать, что деревня у нас находится на несколько привилегированном положении. Машины мы ей продаем по заниженным ценам, хлеб покупаем по повышенным, и она со своей деревенской хитростью и расчетливостью уже давно поняла, что решать все свои проблемы своими силами ей невыгодно. Хотя, очевидно, могла бы. Она отлично знает, что на уборку из города пришлют машины, лю дей, надо будет — государство опять даст деньги. «Ага, все дураки, один ты умный»,— думает Кузьма, но молчит. — Хлеб мы все едим,— раздраженно говорит человек в белой майке. — Машины, выпускаемые вашим заводом, тоже, очевидно, на заво де не остаются,— соглашаясь, неохотно отвечает ему Геннадий Ивано вич, и человек в белой майке кивает.— Правильно вы говорите: хлеб мы все едим, но с каждого надо спрашивать за тот участок, за который ему по ручено отвечать, по всей строгости. С нас тоже спрашивают. А с дерев ней мы почему-то позволяем себе заигрывать, будто она в другом го сударстве. Торгуемся с ней. — Что это вы сегодня на нее ополчились? — спрашивает полковник,, но в его спокойном голосе слышно — нет, не приказание — всего только желание, вежливое и тем не менее настоятельное, чтобы этот надоевший ему спор заканчивали. — Почему ополчился? — не сразу сдается Геннадий Иванович.— Нисколько. Как видите, я пытаюсь разобраться в причинах ее отстава ния. И считаю, что мы сами в этом виноваты. Сейчас это положение на 24
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2