Сибирские огни, 1967, № 9

Через полчаса она рассказала: — Ты, поди, решил, что я сошла с ума. Я и правда ненормальная. То плачу, то вдруг стала смеяться. Я вспомнила, кто-то рассказывал, что бабы там, в тюрьмах этих, вытворяют друг над другом. Срам какой. Мне стало нехорошо. А потом думаю: да ведь я еще не там, я еще здесь. Она прижалась к Кузьме и заплакала. — Ну вот я опять плачу,— всхлипывала она.— Не отдавай ты им меня, не отдавай, хороший ты мой. Не хочу... * * * Поезд подходит медленно, уже остановившись, в последний раз со скрежетом дергается и замирает. Кузьма замерз, но в вагон поднимает­ ся не сразу. Стоит, смотрит. Несколько пассажиров с поезда мечутся по перрону, перебегая от одного киоска к другому,— со стороны кажется, что их кружит ветер. Откуда-то из-за туч пробивается легкое и тонкое, как высохший лист, солнечное пятно, хотя самого солнца не видно; по­ драгивая, оно чуть держится на платформе, на крышах вагонов, но ветер быстро срывает его и уносит. Кузьма ездит редко и всякий раз чувствует себя в дороге неспокой­ но, будто он потерял все, что у него в жизни было, и теперь ищет дру­ гое, но неизвестно еще, найдет или нет. В этот раз особенно: он знает, что надо ехать, и все-таки ехать боится. А тут еще ветер. Конечно, ветер не может иметь никакого отношения ни к истории с Марией, ни к поездке в город, он дует сам по себе, как дул, наверно, и в прошлом, и в по­ запрошлом году, когда у Кузьмы с Марией было все хорошо, и тем не менее Кузьма не может отделаться от чувства, что одно с другим свя­ зано и ветер дует не зря. И то, что не было билетов в общие вагоны, тоже, наверно, не так просто, что-нибудь вроде предупреждения: мол, ес­ ли не дурак, то поймешь и никуда не поедешь. По радио объявляют, что до отхода поезда осталось две минуты, и Кузьма, заторопившись, идет к своему вагону, но, перед тем как под­ няться, оборачивается к вокзалу и думает: с чем же я приеду обратно? Как ни удивительно, это помогает ему, будто он доверил свою судьбу кому-то другому, а сам теперь может ничего не делать. Он стоит у окна и смотрит, как за поездом сходятся друг с другом станционные построй­ ки, и ему странно думать, что еще утром он был дома. Кажется, это бы­ ло давным-давно. Он вздыхает. Скоро его мучения с деньгами кончат­ с я — плохо ли, хорошо ли, но кончатся: через два дня приедет ревизор, и тогда все решится. Два дня— это немного. Он чувствует усталость, страшную усталость, которая тем и страшна, что она не физическая— к физической он привык. — Билет ваш покажите! — раздается за его спиной голос. Кузьма оборачивается — подошла проводница, уже немолодая, уставшая от поездок. Она вертит в руках билет и несколько раз перево­ дит взгляд с него на Кузьму и обратно, будто Кузьма этот билет украл или подделал; в этот момент она, пожалуй, искренне жалеет, что на билеты не наклеивают фотографии пассажиров, а без фотографии до­ казать ничего нельзя. Проводница смотрит на сапоги, и Кузьма тоже опускает глаза — на ярком, до стеклянности чистом ковре его поношен­ ные, изрядно запылившиеся в дороге кирзовые сапоги сорок второго раз­ мера выглядят гусеницами трактора, на котором заехали в цветник. Кузьма хочет оправдаться и виновато говорит: — В другие вагоны билетов не было. 211