Сибирские огни, 1967, № 9
фе»’. Помню, я случайно «зацепился» гла зом за строчку в раскрытой соседом книжке. Это было мастерское описание операции и переживаний молодого врача: у цветущей красивой женщины, попавшей в мялку, не обходимо было срочно отнять ногу: «За ме ня работал только мой здравый смысл, под хлестнутый необычностью обстановки. Я кругообразно и ловко, как опытный мясник, острейшим ножом полоснул бедро, и кожа разошлась, не дав ни одной росинки крови., «Сосуды начнут кровить, что я буду де лать?» — думал я и, как волк, косился на груду торзионных пинцетов. Я срезал гро мадный кус женского мяса и один из сосу дов — он был в виде беловатой трубочки,— но ни капли крови не выступило из него... Торзионные пинцеты висели гроздьями. Их марЛей оттянули кверху вместе с мясом, и я стал мелкозубой ослепительной пилой пи лить круглую кость. «Почему не умирает?.. Это удивительно... ох, как живуч человек!..» — Живет...— удивленно хрипнул фель дшер. Затем ее стали подымать, и под просты ней был виден гигантский провал — треть ее тела мы оставили в операционной». Я узнал наконец в руках у соседа кни жечку из серии «Огонька», где выходят обычно новинки современной литературы. «Кто бы это мог быть? — мучился я.— Ну, кто бы это мог написать?» Но тут мой со сед закрыл книжку, и я увидел твердое ли цо на обложке и надпись: «М. Булгаков. Записки юного врача». Даже и в этих рассказах-очерках, пред назначавшихся ведомственным журнальчи кам типа «Медицинского работника», в пол ной мере обнаружился булгаковский талант исключительной наблюдательности и остро ты описаний. И еще: глубокая «личност- ность», характерная и для других его про изведений. Заметьте, в сборнике прозы Бул гакова, за исключением «Жизни господина де Мольера», все несет на себе печать очень личного, прямо автобиографического — не только «Записки юного врача» (отражаю щие живые впечатления самого Булгакова, который, как и Чехов, с гордостью носил звание «лекаря») или «Театральный роман» (где легко расшифровываются псевдонимы писателей, режиссеров, артистов, восстанав ливаются события литературной жизни той поры), но даже и «Белая гвардия». В самом деле, сколько автобиографиче ского, «вспоминательного» в этом романе, скажем, в эпизодах, описывающих профес сорскую семью Турбиных (вспомним, что' отец Булгакова был профессором Киевской духовной академии), их уютную квартиру с зеленым абажуром за кремовыми штора ми. И с какой сыновней нежностью вызы вал писатель в памяти Киев — город своей юности. Однако лирическая, чеховская ин тонация,— одна из составляющих в романе. Подобно «Хождению по мукам» А. Н. Тол-1 1 Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита, «Москва», 1966, № 11; 1967, № I. стого, «Белая гвардия» посвящена судьбам русской интеллигенции в годину революции и гражданской войны. Против воли оказа лась семья Турбиных в водовороте истори ческих событий, наблюдая великое бегст во — сверху вниз, по огромной карте, на которой наискосок начертано «Российская империя». «Бежали седоватые банкиры со своими женами, бежали талантливые дельцы, оставившие доверенных помощников в Мо скве... Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные, алчные, трусли вые. Кокотки. Честные дамы из аристокра тических фамилий. Их нежные дочери, петер бургские бледные развратницы с накрашен ными кармином губами. Бежали секретари директоров департаментов, юные пассивные педерасты. Бежали князья и алтынники, по эты и ростовщики, жандармы и актрисы императорских театров». В сатирических то нах Булгаков запечатлел то, что уже в эми грации Аркадий Аверченко назовет «кипя щим распадом». Впрочем, есть одна сила, для которой и'герои, и автор делают исклю чение: русское офицерство. И не просто офицерство,— но среднее, боевое, служилое, во все войны поставлявшее беззаветных ка питанов Тушиных, обманываемое и преда ваемое генералитетом и штабными жулика ми и теперь оказавшееся на пути восстав шего народа. Вот он, источник трагедии в романе (сходный, между прочим, с трагеди ей Григория Мелехова): герои его — доктор Турбин, поручик Мышлаевский, подполков ник Малышев, полковник- Най-Турс,— все отмеченные личными доблестями, верностью своим сословным идеалам, обречены, став лицом к лицу с силой, победить которую невозможно и которая несет с собой исто рическую правду. В отличие от А. Н. Толстого. Булгаков и не помышляет изображать прозрение за щитников старых устоев. Все его внимание сосредоточено на непримиримом конфликте двух миров. Был уютный турбинский дом, киевская гимназия, электрический белый крест в руках громаднейшего Владимира на Владимирской горке. Были германские ок купанты в металлических тазах. «И было другое — лютая ненависть. Было четыреста тысяч немцев, а вокруг них четырежды со рок раз четыреста тысяч мужиков с сердца ми, горящими неутоленной злобой. О, мно го, много скопилось в этих сердцах». Пусть гнев украинского крестьянства временно привел его под знамена националиста Пет люры, конечная цель — земля народу, рас права с помещиками и буржуями — остает ся тою же. И когда у киевского музея гиб нут невесть за что подростки-кадеты и зе леные юнкера,— это история вершит свой кровавый суд. Я не знаю, зачем и кому это нужно. Кто послал их на смерть не дрожащей рукой...,— оплакивал их бессмысленную гибель свиле- тель тех же событий Александр Вертинский. Но вступившие в Киев петлюровские синие жупаны и смушковые шапки хозяйничали 184
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2