Сибирские огни, 1967, № 9

сти и рассказы о хороших людях, дорогих и близких писателю, о людях, строивших социализм, воевавших на фронтах Отечест­ венной войны и теперь продолжающих, как Тиша и Гриша, работать здесь, в родной деревне. О них можно рассказывать много и интересно. Ведь если Тиша и Гриша ста­ ли бы повествовать о своей жизни, «...разве бы хватило этой невьюжной, тихой мартов­ ской ночи? Может, нужна тут не одна, а тысяча и одна ночь, как в «Шехерезаде». Деревенская Шехерезада Белова еще далеко не закончена. Она строится не так, как «Липяги» Крутилина, где из суммы очерков вырисовывается история деревни. Рассказы и повести Белова живут самосто­ ятельно. И в то же время они объединены прекрасной силой связи с родной землей, той силой, которая дает человеку самое важное, самое главное. «Ведь человек счастлив,— говорит Белов в последнем своем рассказе,— пока у него есть родина». А. Р у б аш к и н СТИХИ НА БОЙНЕ Литературное исследование1 под* грифом Академии наук? Наверное, это основатель­ но, серьезно и... несколько . тяжеловесно. Одним словом, не для широкого читателя... Так может подумать лишь тот, кто не зна­ ком с прежними книгами критика Алексея Павловского, особенно посвященными поэ­ зии. Главное их качество — сочетание глубо­ кого анализа с литературным блеском (не побоимся этого слова), с тем чувством поэ­ зии, которым обладают далеко не все пи­ шущие о ней. У А. Павловского это чувст­ во развито сильно, оно сказалось еще в работах критика об Ольге Берггольц и Анне Ахматовой, оно же проявилось и в рецен­ зируемой книге, где сделана- плодотворная попытка выяснить закономерности развития нашей поэзии военных лет. Прежде всего эта книга — не обзор, не заметки по поводу, хотя в ней есть и то и другое, а работа концепционная. Автор ее, обращаясь «к конкретной истории войны, к самому календарю военных событий» пока­ зывает, как изменялась наша поэзия в те необычайно долгие четыре года. А. Павлов­ ский и вместе с ним его читатель начинают слышать военную поэзию не в общем и це­ лом, а в конкретной связи с породившим ее временем. И вот оказывается, например, что начало обороны Ленинграда и разгром врага под Москвой не только отразились ,в 1 А. Павловский. Русская советская поэзия в годы Великой Отечественной войны,. «Наука», Л., 1967. стихах, что совершенно естественно, оказы­ вается, эти события во многом изменили характер нашей поэзии. Она от стихотвор- ного репортажа, беглой зарисовки, призыва и лозунга, крайне необходимых, особенно в первое военное лето, пошла дальше, ей предстояло отразить психологию современ­ ника, который не только стрелял, шел труд* ными дорогами сорок первого года, но и много, напряженно думал. С течением вой: ны все более возникала настоятельная пот* ребность в лирике, в высоком искусстве, которое донесло бы до потомства и священ: ную ненависть народа и все многообразие его жизни. Вовсе не отвергая стих публици- стически-очерковый, критик настойчиво и, я бы сказал, вдохновенно говорит о рожде­ нии лирики на войне. Прислушайтесь к то­ му, как пишет А. Павловский о поэзии: «Проникновенная любовь к земле с ее лугами и пашнями, клиньями журавлей и соловьиной песнью, с ее косыми дождями и синими реками, с ее, наконец, историей, громко заговорившей в душе современни­ ка,— все это должно было войти в стих, ни­ что не должно было затеряться, так, чтобы и горе осиротевшего ребенка, и скорбь вдо­ вы, и каменная тяжесть разлуки, и тоска по родимому очагу, и потребность в заду­ шевной беседе, и короткая минута блиндаж­ ного веселья,— все, вплоть до своеобразной поэзии фронтового быта с его солдатским братством и земляночным уютом, словом все, что реально существовало в многообоаз- ной партитуре войны, должно было войти в стих...» Только такая поэзия могла заслу­ жить доверие солдата, и прежде всего ей посвящена книга критика. Автор привлекает богатейший материал фронтовых газет, архивов, он перелистывает страницы полузабытых сборников — и вовсе не затем, чтобы продемонстрировать неза­ урядную эрудицию. Он ищет и находит под­ тверждение своих мыслей о стихах войны. Но, конечно, главные герои книги — это те, чьи голоса узнали бойцы переднего края уже в первый военный год. К- Симонов и А. Сурков, О. Берггольц и М. Алигер, А. Прокофьев, А. Твардовский, С. Щипа- чев — о них А. Павловский пишет, и вполне справедливо, больше, чем о других. Он на­ зывает «Жди меня» и «Землянку», обраща­ ется к известным стихам А. Межирова и А. Недогонова. Но и здесь не повторяет сказанного прежде, и здесь мысль критика свежа и оригинальна. Он обращает наше внимание на безыскусственность, на «как бы предельный минимум изобразительных средств» сурковской «Землянки»; он гово­ рит, что симоновское «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...» «построено как бы на двух взаимоисключающих движениях»-- армии, уходящей на Восток, и уплывающей на Запад родной земли,— и невольно возни­ кает что-то новое в понимании этих всем знакомых произведений. , Вообще же способность увидеть что-то новое, то, мимо чего прошли все прежние исследователи, у А. Павловского„очень 181