Сибирские огни, 1967, № 9

тературно-общественной борьбой тех лет и, естественно, особенностями подхода кресть­ янских критиков (как настойчиво именовал их А. Топоров) к некоторым явлениям ли­ тературы. Одно дело выступать против есенинского «пессимизма», который в пери­ од не всеми принятого и понятого нэпа отражался и на самосознании советской молодежи, и другое — вообще не замечать чувства во многих стихах поэта. Сейчас на­ до удивляться не тому, что крестьяне «рас­ критиковали» многие стихи большого рус­ ского поэта С. Есенина, а тому, что они разглядели в Есенине, несмотря ни на что, тончайшего лирика и по лучшим стихам отнесли к разряду «бессмертных поэтов». Поучительны, на мой взгляд, суждения крестьян о поэме А. Блока «Двенадцать» (впервые опубликованные в третьем мос­ ковском издании книги А. Топорова, в сущ­ ности, повторяющем второе, ровосибир- ское). Обсуждая поэму «Двенадцать», крестьяне довольно ясно заявили, что они не понимают поэмы. Правда, на этом осно­ вании кое-кто из них попытался доказать: «не понятно — значит плохо». Но большин­ ство крестьян, если внимательно вчитаться в их выступления, начинало именно с таких слов: «Все тут есть, но я не знаю, хорошо это или плохо» (Блинов); «Темно все это сказано» (Ломакин); «Стих по тому време­ ни написан... Только насчет ясности худо» (Лихачев); «Здесь все туманно смешалось» (Сусликова); «Я так и не понял, что автор хотел сказать этой поэмой (Бердов); «Я ничего не понимаю в «Двенадцати» (Зуб­ ков); «Захватил Блок что-то революцион­ ное, но сам аллах тут ничего не поймет!» (Блинов). Можно продолжить, их много таких заявлений. Здесь любопытна сама по себе недоуменно-вопросительная интонация почти всего обсуждения: почему двенад­ цать? почему Иисус Христос? для чего Блок, поэму написал? и т. п. И хотя были очень категорические определения и советы, вро­ де— надо бы кончать поэму каким-нибудь революционным призывом», или: «никогда она (поэма) никого не тронет, хоть кому прочти! Хоть кто ее хвали, хоть сам Луна­ чарский — не соглашусь с ним никогда!» г— все сводилось в конечном счете к одному: объясните, что к чему, мы хотим знать. Видимо, крестьяне начали понимать, ч.го- есть такие явления литературы, которые требуют пояснений. . Это означает, между прочим, что абсо­ лютизировать отношение крестьян к от­ дельным произведениям не следует (хотя такая тенденция у А. Топорова в самом начале его деятельности проскальзывала),, необходимо только учитывать ее, с нею счи­ таться. И, вероятно, наше литературоведе­ ние сегодня справедливо включает топоров- скую работу по изучению читателя в лите­ ратурный процесс конца двадцатых и начала тридцатых годов. Лишь делать это надо без стыдливых умолчаний, которые настой­ чиво рекомендуют нам два последних изда­ ния книги «Крестьяне о писателя^». Мнений читателей были и остались реальной силой в ходе развития литературы. Есть еще одна особенность книги А. То­ порова, на которую неоднократно обраща­ ли внимание. Она обладает еще и литера­ турными качествами своеобразного свойства. В ней слышен живой голос российского крестьянина двадцатых годов с его остро­ той восприятия мира и умом, с его опытом участника революции и гражданской войны, с его нередко меткой образной речью. И в этом смысле книга «Крестьяне о писателях* уже неповторима.