Сибирские огни, 1967, № 9

зываются только отрицательно, они подвер­ гают сомнению и недоверию те или иные факты самого хода борьбы за новое, потому что их многолетний личный опыт Ъе совпа­ дает с тем, что рассказывает им Ф. Панфе­ ров. «Роман из коллективной жизни, а кол­ лектива в нем нет,— утверждает коммунар А. А. Зайцев,— Только мы и видим коллек­ тив, что два раза мужики коллективно подрались да коллективно варили уху. Удивляюсь, что за артель была: один на тракторе пашет, а остальным делать нече­ го, они уху варят! Ишь, боятся излениться! Это при начале-то артели делать было не­ чего? Наша коммуна существует почти де­ вять лет, и ни у кого и никогда не было свободного времени». « Николай Пырякин из романа «Бруски» в самом деле, пока варилась уха, заводит такой разговор: — Без дела, говорю, находимся... Ты не серчай, Степан. А я-то: трактор пришел, ле- тось мы не пахали, а теперь то Григорий вон, то еще кто — за всех пашет, и молоть­ ба тоже. — Да чего ты плетешь? — нахмурился Степан. — Изленимся... боюсь. Далее Степан развивает планы артели, говорит о том, как много им предстоит сделать — клуб построить, столовую, кух­ ню... Казалось бы, он опровергает Николая. Но коммунар Зайцев все-таки остается правым: как могла такая мысль появиться в голове Николая? Выходит, что в тот мо­ мент они действительно ничего не делали. Планы Степана оставались пока что плана­ ми, к тому же связанными с предположени­ ем,— «к осени к нам в артель повалят». Могло это удовлетворить крестьян из «Май­ ского утра», уже переживших появление первого трактора на своих полях? Думаю, что нет. К тому времени они уже знали, что трактор позволил им немедленно повысить не только производительность труда, но и культуру производства, о чем Степан и не заикается; они хорошо знали, что одно с другим тесно связано, знали, что это потре­ бовало от них новых усилий, потребовало подлинно творческого труда. Мысль Нико­ лая была им органически чужда: ведь они сознательно начали строить новое обще­ ство! Я могу привести и другие замечания крестьян такого же характера. Но в этом нет надобности. И без того ясно, что в вопросах коллективизации крестьяне «Май­ ского утра», как это ни парадоксально звучит, переросли роман. Они требовали от автора более ясного рассказа о том, как организовалась артель, как она росла, что хорошего в хозяйственном и человеческом смысле они приобрели. «Слушал я роман потому, что ждал хоть отрывок о коллек­ тиве,— говорил на обсуждении романа ком­ мунар Блинов.— Не дождался. Я сам живу в коллективе девятый год, знаю, что и как в нем. Люблю коллектив. А ежели кто не жил в нем да прочитает «Бруски» — обал­ деет человек. Какой же, скажет, это кол­ лектив? Драка и пустота». Бесспорно, крестьяне «Майского утра» несколько забежали вперед; то, что они имели у себя в коммуне в 1928 году, не по­ ходило на то, что составляло суть кресть­ янского положения во всей России и в этом смысле А. Луначарский имел основание заявить: «Панферовская книга в чисто со­ циальной своей части есть книга, предосте­ регающая как от преждевременного разо­ чарования, так и от легкомысленного опти­ мизма и, наконец, от нечеткости клокочущих в деревне сил» («Статьи о советской лите­ ратуре», М. 1958, с. 454). Он потому и от­ несся доброжелательно к первой части «Брусков», что увидел в ней книгу-предо­ стережение. А коммунары в силу зыбкости временных границ романа справедливо уви­ дели в нем свою историю: объединение, борьба с бандами, первый трактор... И, со­ поставив то, что пережили сами, с тем, что было дано им в романе, не узнали самих себя. И не узнали еще потому, что книга Ф. Панферова, при всей безусловной та­ лантливости автора, была еще очень незре­ лой. Подавляющее число замечаний крестьян из коммуны «Майское утро» относилось именно к художественным качествам про­ изведения. Здесь особенно ощутим полеми­ ческий задор крестьян, крайне удивленных тем, что во многом несовершенный роман превозносят выше всякой меры. О композиционной неслаженности и рых­ лости романа крестьяне говорили так: «В общем ничего целого от романа я не почув­ ствовал. Как-то он у меня рассыпался, растерялся. В голове какие-то отрывки (А. А. Зайцев). «Мысли и чувства людские автору надо было описывать только те, ко­ торые поважнее, а он и не важные писал» (М. Т. Шитикова). Об исторической и психологической не­ правде образа: «Неправда, что Карасюк расправлялся с кулаками: они за него. Всякий бандит знает, кто в деревне за не­ го» (А. А. Зайцев). «Не объявил автор, как Кирька надумал бросить хозяйство. Сразу даден перелом...» (М. Т. Шитикова). О перенаселенности романа: «Шибко тесно в романе от разных людей, и они нужны в нем, как на мосту дыры. В «Лю­ бови Яровой» про многих типов немного сказано, а тут они все сейчас со мной. А в «Брусках» никого я не знаю. Похоже: про­ шел я по деревне, видел мужиков, поздоро­ вался и прошел мимо. Тут же по деревне и телята бегут. Ну, и идите, ну, и бегите, черт с вами!» (Е. С. Блинов) «Сильно мно­ го автор вместил актеров в книгу» (Т. Н. Ло­ макин). О выразительности изображения и о языке романа: «Ледоход— правдив; этой сценой Панферов и заманул нас на все «Бруски». Сначала писатель, правда, поста­ рался все-таки. Когда читали книгу, каза­ лось, было в ней много сочных слов, а осо­ 176