Сибирские огни, 1967, № 9

различия во взглядах и на жизнь и на ис­ кусство, к тому же А. Топоров на самом деле вырабатывал у них самостоятельность суждений. Все это так, и тем не менее в длительно сложившемся коллективе кре­ стьян выработались какие-то общие крите­ рии, которые они полагали бесспорными и которыми почти все руководствовались. Первое: все они исходили из одного тре­ бования — нужна или не нужна прочитанная книга в деревне, а если нужна, то в какую очередь, в первую, во вторую или третью? При всей наивности такого подхода к произведениям литературы, явно без учета их более широкого целевого назначения и бесконечного качественного разнообразия, не укладывающегося ни в трех, ни пяти­ балльную систему оценок, в нем был все- таки свой здравый смысл, по-крестьянски практический, определенный, так как именно из этого требования органически вытекало второе — книга должна была читателя че­ му-то учить. Познавательная, учительская миссия кни­ ги, литературы — это было для крестьян ак­ сиомой, и ори все безоговорочно руковод­ ствовались ею при определении ценности любого художественного произведения. Ког­ да им книга нравилась, они не забывали отмечать: «И ума от этой книги у людей прибавляется»; «А уж учения от нее [пье­ сы] — только знай бери», или прямо подчер­ кивают: «Этот писатель жизни учит»; «Эта пьеса учит бороться... учит, как надо дей­ ствовать». Содержательность произведения и определялась количеством «поучительно­ го» в нем, того главного, что обогащало крестьянский опыт, позволяло глубже по­ нять и себя и пережитые события. Выска­ зывая свое отношение к роману В. Зазуб­ рина «Два мира», А. Г. Шульгина, женщина малограмотная, сказала: «Было у нас вос­ стание, но меня это не касалось. Людей где-то били, казнили. Моему сердцу было ни холодно, ни жарко. Послушала эту книгу и буду понимать и жалеть страдающих лю­ дей. Ясно теперь мне стало, что много на­ шего брата, мужчин, женщин, дегей, полег­ ло в бою с Колчаком, за свободу. Буду те­ перь знать, что свободу эту надо понимать и беречь». Идейное содержание книги За­ зубрина определялось по-своему довольно точно и сразу же бралось для практического применения. Правдивость — это третье важнейшее требование крестьян к художественному произведению. То и дело слышишь у них: «настоящее, правдивое все», «дюже прав­ доподобно описание идет», «одно слово, как она действительная деревенская жизнь есть, так он ее и описал», «сразу видать, что в рассказе описано всамделешное, куда ни кинься — все по жизни и по жизни взято». Или, наоборот, звучит как суровое осужде­ ние: «много наврано», «не похоже на прак­ тику», «а дальше — брехня...» и т. п. Конеч­ но, возникает вопрос: а что крестьяне понимали под «всамоделешным» и «правдо­ подобном»? Но не будем забегать вперед Совершенно очевидно, что они исходили в определении «правды» и «неправды» из сво­ ей профессии, из трудового и житейского опыта. Во всяком случае, коммунары часто очень тонко чувствовали и правду образа (в широком смысле) и правду художествен­ ной детали. Знания действительности тре­ бовали от писателя коммунары «Майского утра». Четвертое. Необычайно чутко прислу­ шивались крестьяне к языку прочитанных произведений. Доступность, ясность, точ­ ность языка, даже при самой изощренной метафористнчности, коммунары ценили очень высоко. Обращаясь к А. Топорову, один коммунар попросил передать писате­ лям: «Ты скажи: мужики говорят, что, мо­ жет, многие нынешние писатели хороши, но ни к чему они. Скажи, что не понятны они, резонту в них мало». «Резонту», осмыслен­ ности, весомости слова жаждали коммуна­ ры-слушатели, и когда слово писателя их удовлетворяло, они говорили: «Слова уве­ систые. Не так чтобы какие-нибудь нежные, а прямо пудовые». «Слова у него все обду­ манные. Как хорошие кирпичи на кладке друг к дружке приходятся, ни одного сло­ ва дурного». «Если ты следишь за общей картиной, а она не дается, то красивые сло­ вца: «белки, как клыки», «озеро — пояс» и другие не запоминаются». «Стих... ну, вы­ вертывается изнутри. И слова все иежные- нежные. И нет пустого!» Слово для крес­ тьян всегда должно быть содержатель­ ным— это непременный лейтмотив всех их замечаний по языку. Разумеется, перечисленные здесь требо­ вания крестьян к художественным произве­ дениям не исчерпывают всего, что характе­ ризует их вкусы и воззрения, но это, пожалуй, главное, что их объединяет. И объединяет их не только потому, что у них один учитель А. Топоров, но и потому, что это соответствует их практической складке, реализму их мышления, материали­ стичности их взглядов; их общность от общего трудового опыта и общей борьбы за свои права, и только потом — от выучки па классических образцах русской литерату­ ры_ Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Л. Тол­ стого, Некрасова и Чехова, не говоря уже о зарубежной. Из этого следует, что коммунары «Май­ ского утра», приступая к чтению советской литературы, не были пестрой публикой. Это был коллектив людей, который в основном знал, чего хотел, уже имел возможность со­ поставлять и сравнивать. Видимо, это об­ стоятельство надобно учитывать, когда мы говорим о книге «Крестьяне о писателях». Хотели того коммунары или нет (А. То­ поров явно хотел), но они приняли непо­ средственное участие в литературном про­ цессе 20-х годов. Кстати сказать, резкое размежевание в оценке книги в момент ее первого появления — непосредственный ре­ зультат борьбы различных литературных групп. Если признать за записями А. То­ порова их большую ценность, то нам необ­ 173