Сибирские огни, 1967, № 9
нашей страны! Пускай едет к своим в Рос сию! Чаплин был далеко не один, кто, не имея подданства, десятки лет жил в Аме рике. Но разве это играло какую-нибудь роль? Имелся в виду Чаплин. Важен был козырь против него. И то, что карты были крапленые, только способствовало делу. Чаплина травили, как медведя. Всюду, где только можно было,, расставили флажки. Остервенелый собачий лай разносился по всей стране. Но не так-то легко затравить гения. Словно в ответ на свист и улюлюканье, Чаплин создает фильм «Мсье Верду», по его мнению, самый умный и самый блестя щий из всех созданных им фильмов. Основ ную идею его сам Чаплин определил так: «Для германского генерала фон Клаузе вица война была продолжением диплома тии другими средствами, а для Верду — это продолжение бизнеса другими метода ми» (Жорж Садуль. Жизнь Чарли). У нас в Советском Союзе был напеча тан сценарий этого фильма (см. «Новый мир», 1948, № 12.) Это гротеск, но глубоко правдивый в своей основе и потому особен но страшный. Мсье Верду честно и добросовестно про служил двадцать пять лет кассиром банка. Потом его выбросили на улицу. Семья, ко торую он любил, осталась без всяких средств к существованию. И вот, чтобы обеспечить ей сносную жизнь, Верду, поль зуясь своей привлекательной внешностью, обольщает богатых, далеко не первой мо лодости женщин, а затем, завладев их деньгами и драгоценностями, отправляет на тот свет. Когда-то, много лет назад, маль чуган Джекки Куган зарабатывал себе хлеб насущный битьем оконных, стекол. Мсье Верду промышляет выгодными убий ствами. Таков закон жизни, ее социальный строй. Современное общество признает только масштабы. Чем крупней преступле ние, тем оно безнаказанней. На суде Вер ду заявляет: — Одно убийство делает человека зло деем... Миллионы убийств делают из него героя... Обеспечить успех может только ор ганизация... Разве у нас не готовят все возможные орудия массового истребления людей? Разве у нас не разносят на куски ничего не подозревающих женщин и детей, проделывая это строго научными спосо бами? Прислушайтесь внимательно: это гово рит прямой потомок бальзаковского Вотре- на. Это его, вотреновский, цинизм, это его умная злая насмешка. Перед казнью священник говорит Верду: — Я пришел просить вас помириться с богом. — А я с богом не ссорился,— возража ет Верду,— у меня произошло недоразуме ние с людьми. — П у с т ь г о с п о д ь с м и л у е т с я н а д в а ш е й д у ш о й ,— с м и р е н н о н а с т а и в а е т с в я щ е н н и к . — А почему бы и нет? — все в том же ироническом духе отвечает ему Верду.—• В конце концов она принадлежит ему. Увидев фильм, охотники были вне себя от бешенства. Медведь не только остался жив и невредим, он рычал пуще прежнего. Что прикажете с ним делать? Бить по кар ману! Увеличить стаи борзых! Перед зданием кинотеатра, где шел фильм, появились пикетчики Католическо го легиона. В руках они держали пла каты: «Чаплин слишком долго загостился у нас!» «Вон из нашей страны чужака!» Он был еще очень молод, когда впервые ступил на американскую землю. Надменно встретили его высокие небоскребы.. Но при виде их он не испугался. Он был полон энергии, отваги, дерзких надежд. — Здесь! — сказал он себе.— Мое ме сто здесь! Может быть, он при этом даже сложил по-наполеоновски руки, почувствовав себя Растиньяком, взирающим на Париж. Кто знает?! Теперь он покидал эту страну. Покидал навсегда. Величественно, с факелом в руке его провожала Статуя Свободы. Что ду мал, что чувствовал он, глядя на этот мо нументальный символ американского ве личия? Уже находясь в Англии, он выпустил восемьдесят первый свой фильм «Король в Нью-Йорке». Там есть такой кадр. Король стоит перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Рука его поднята для присяги, а в руке наконечник пожарной кишки. На какое-то мгновение наконечник вдруг превращается в факел «Свободы, озаряющий мир». Это был прощальный жест Чаплина в сторону Америки. Последний реверанс. О самом себе он сказал журналистам: « Я не политический деятель. Я не ин теллектуал. Тем более я не коммунист и даже не социалист. Я никогда не читал Карла Маркса. Можно даже сказать, что я капиталист в том, что касается продажи моих фильмов. С гем только оттенком, что самой большой ценностью для меня явля ется человеческое достоинство. Если вам обязательно нужно приклеить мне какой- нибудь ярлык, называйте меня анархистом. Или скорее, нонконформистом. Я был и остался неисправимым романтиком» (Жорж Садуль. Жизнь Чарли). Все это так. Но прежде всего он был и остался великим артистом. Все, к чему он прикасается, приобретает у него артистиче скую грацию. Даже свои любовные рома ны он строил как произведения искусства. У Станиславского магическое ЕСЛИ БЫ идет от жизни на сцену, у Чаплина оно сот 165
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2