Сибирские огни, 1967, № 9
мила меня с кучкой юных стриженых деву шек (тогда коротко стриглись все), кото рые, едва выпорхнув из школьных стен, сразу очутились на ответственном учетном посту, как выразилась одна из них. При этих словах Иван Павлович улыб нулся и согласно закивал своей седеющей головой. И от этой улыбки лицо его мгно венно преобразилось, стало усмешливо-доб рым, а я вдруг увидала, что он — весь... в карманах!.. Да, верно, на его опрятном, но достаточно поношенном френче защитного цвета я насчитала... восемь карманов, по четыре с каждой стороны! Для чего? Прос то нелепо!.. Мое удивление было так оче видно, что юные демографистки дружно рассмеялись, а я смущенно покраснела. — Ничего, ничего,— добрым тоном ус покоил меня Иван Павлович.— Сначала все удивляются, а потом находят мою выдумку даже полезной. Вот, смотрите! Из правого, нижнего и самого большого кармана он вынул самодельную, как иу ме ня, тетрадь и прочие письменные принад лежности, а потом прижал ладонью другой слегка оттопыренный карман и выразитель но повел седеющей бровью: — Ну, а это... сами понимаете, необхо димые предметы на горных дорогах. В левом большом кармане оказались свернутое полотенце, мыльница, эмалиро ванная кружка и прочие мелочи. Два сред них кармана, а также два кармана повыше тоже были заняты предметами первой необ ходимости, и, наконец, два самых верхних, уже маломерных кармана (как и все дру гие, аккуратно застегнутые на пуговицы) были нагружены лекарствами, главным об разом, в порошках: множество плотно сло женных и перевязанных пачечек, притом больше всего хинина: оказалось, на Алтае в тот год очень многие болели малярией. Девочки потом рассказывали мне: там^ где окажутся малярики, Иван Павлович обязаг тельно краткую лекцию прочтет и снабдит хиной. За плечами у Ивана Павловича возвы шался длинноватый мягкий тючок, в кото ром была дорожная подушенка (так ее назвали девочки) и... сверток с сапожными принадлежностями: оказывается, глава де- мографисток починил обувь почти всем сво им подопечным!.. Ближе к вечеру наш небольшой конный отряд очутился на каком-то нагорье, где и было решено заночевать. Вскипятили чай, поужинали, разостлали свои пальто на тра ве и заснули крепчайшим сном. Проснувшись, я увидала над нашим на горьем как бы лежащие на земле лилово красноватые и пышные розово-серебристые облачка. И, хотя я тут же заметила в вы шине подлинные курчаво-золотые облака, в первую очередь мое внимание продолжали привлекать те удивительные, розово-сере бристые. — Девочки, что этр? — Бадан!.. Бада-ан! — веселым хором «твётили мне. Более подробно о бадане рассказал Ивам Павлович. Это — растение из семейства камнеломковых, содержащее танин и разные кислоты, употребляемые в медицине, а также некоторые дубильные вещества. Вяленый бадан, точнее — его про лежавшие под снегом листья, алтайцы употребляют вместо чая. Бадан, собственно, и означает: монгольский чай. Вчера мы как раз пили чай-бадан. Другого здесь не до станешь; а этот, правда, жидковат, но пить можно, даже легкий ароматен есть. Сегодня вечером нас будут угощать баданом с ко быльим молоком у одного знакомого ал тайца. «Умный, башковитый мужик,— отре комендовал его Иван Павлович,— Из него будет еще толк!» Имя алтайца я не сразу уловила; Иван Павлович четко повторил: Уды-гай, Удыгаем зовут этого умного ал тайца. Что же свидетельствовало об его уме? — Он верно понял, что такое Советская власть,— ответил Иван Павлович.— Вот приедем, посмотрите на него, выслушаете его историю и к такому же заключению придете... Удыгай оказался плотным широкоскулым мужчиной лет за сорок, с пристальным и сметливым взглядом узковатых глаз. Он особенно приветливо встретил Ивана Пав ловича — обнял, погладил по плечам, пер вого усадил на толстую кошму. Молодая алтайка, сидя на пороге юрты, кормила ребенка, а трое других ребятишек, разинув рты, с любопытством следили за каждым движением гостей. Старик и ста руха, греясь на солнышке, молча дымили длинными трубками, девочка-подросток доила кобылицу. По обычаю алтайцев, Удыгай, сносно говоривший по-русски, спро сил каждого из нас, какие кто знает ново сти и что вообще делается на свете. Но мы почти падали от усталости, и хозяин повел- нас в юрту. Жена его уже накормила ре бенка и принесла его туда же. Стоя на ко ленях, спиной к нам, женщина укладывала младенца как-то странно, будто куда-то опуская его. — Люлька... ребячья люлька...— улыба ясь, пояснил Удыгай, поймав мой удивлен ный взгляд. Еще сильнее дивясь, я подняла голову, ища глазами, где же висит эр люлька. — Нет, нет...— все улыбался хозяин, указывая вниз.— Люлька... вот она!.. И я увидела вырытую в земляном полу продолговатую ямку, похожую на корытце, стенки которого были обложены лубяными плашками. На дне ямы был постлан старый меховой тулуп. Мать положила спящего ребенка на тулуп и спокойно отошла. — Да ведь зимой ребенку холодно в та кой люльке! — заохали мы. Хозяин отмахнулся все с той же добро душной улыбкой и начал разъяснять. Он сам, его отец и деды — все спали в таких же ямках. Что поделать — бедняки. Да и привычка... — Дай время, будет изба, все будет! — И хозяин таинственно улыбнулся — каза 151
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2