Сибирские огни, 1967, № 9
новое, поднимающее человека к свободному и ясному труду и принесенное крестьянству Советской властью. А что работали они честно, в полную силу, показывало отноше ние к ним всего поселка. Вот мы с Марьей Васильевной так естественно испекли им хлеб, и они, хозяева, сказали нам «спасибо» без тени удивления: ведь и все соседи, не уславливаясь заранее, а просто как бы при сматривая за ними, тоже пекли им хлеб,— значит, относились к ним с уважением. Кстати, в записях Марьи Васильевны каса тельно сдачи продналога этот поселок во обще был на хорошем счету. Во время нашего неспешного застольно го разговора хозяева с «благодарностью отмечали, что добровольные хлебопеки им добра не попортили. Да и не нашлось бы в деревне ни одного такого злого человека, который бы хоть чем-нибудь навредил их осиротевшему, настежь раскрытому дому. Беседа за столом шла непринужденно, говорили, казалось бы, об известных вешах, на которых строится жизнь. А для меня здесь все было полно значения: мне опять вспоминались «дела о беглых». В памяти как-то по-новому зазвучали думы и дела бергалов, представились картины их жизни, бесконечные муки и страдания — не только от барской жесточайшей неволи, а и от разрыва с землей, с пашней, с природой, с родной деревней... Конечно, у бергалов. на сильно взятых на рудники, в плавильни, к заводским каторжным печам, не могло быть ясного, исторически верного сознания важ ности своего труда, радостного ощущения человеческого достоинства, как у этих крестьян, наших добрых хозяев. Но вот это — «Пашня и во сне снится» — было, обязательно было!.. Думали, говорили и тосковали бергалы о родной земле, о лесе, о реке, о пашне!.. Ведь и то сказать: в Си бирь помещики не стремились, на алтайские равнины и нагорья их не манило. Потому-то алтайские хлебопашцы во времена, пока не появились «лихие Демидовы», жили еше свободно. А когда их насильно приписали к демидовской каторге, тут же и началась их «смертная тоска и бегство» Обо всем этом, как'вместе со своими товарищами считала Марья Васильевна, очень полезно и важно рассказать- нашим современникам. Пусть узнают, какие муки перенесли их предки. Русские хлеборобы выбирали себе места в долинах и, безусловно, дружили с алтай- цами-скотоводами, которые знали горы луч ше. чем беглые бергалы Вот почему и было решено познакомить меня с таким «предво дителем учета», как Иван Павлович: он со своими демографистами-статистиками не пременно побывает в алтайских аилах. Вспоминая все рассказанное мною по «делам о беглых», Марья Васильевна и те перь, уже в конце нашего совместного пу тешествия, вновь одобряла интерес начи нающего романиста к алтайскому трудово му народу. В повествовании о «дальних днях», конечно же, никак нельзя забыть об алтайцах. Теперь они все быстрее будут двигаться к лучшей жизни, грамотной, культурной, без всяких там баев и шама нов... Естественно, в алтайских аилах можно еще увидеть многие черты и обычаи прош лого, которые мне помогут вообразить XVIII век... Демографическая группа Ивана Павловича уже побывала в Горном Алтае, но лучше всего мне связаться именно с ней. Во-первых, по природе своей специальности, демографисты не торопятся: ведь им надо всех расспросить и все записать. Во-вто рых, на Среднем Алтае, где мне доведется побывать вместе с ними, даже больше, чем в горах, можно увидеть характерных черт алтайского быта, народных типов, живо писнейших ландшафтов. — Словом, ты ничего не проиграешь! — с шутливо-серьезной уверенностью закончи ла Марья Васильевна. Славный, чудесный товарищ, она, воз можно, даже не подозревала, как много сделала для меня своей заботой и понима нием. Мне вдруг вспомнились все мои раз говоры, просьбы и мечты вслух, которые (и с таким доброжелательным терпением!) выслушивали товарищи из губкома РКП (б) в Барнауле. И здесь, в этом тихом поселке, я полностью поняла, сколько же беспокой ства, сама того не замечая, причиняла я серьезным, занятым людям! Но Марья Васильевна успокаивала ме ня, что едва ли где так глубоко понимают горение души, как в партийной среде. — А ты ведь еше молодая коммунистка, так и надо тебе помочь, поучить, подска зать,— говорила Марья Васильевна. Тогда же мы условились, что на обрат ном пути я обязательно заеду в Бийск и расскажу ей обо всем, что довелось увидеть и узнать. Но встретиться нам не удалось: я вернулась в Барнаул по другой дороге, а Марья Васильевна, как мне позже сказали, перешла на другую работу. Однако в па мяти моей она осталась на всю жизнь как одна из тех обаятельных и незаурядных личностей, которые может воспитать только наша ленинская партия. Прошел день-два, и вот рано утром Марья Васильевна разбудила меня веселым возгласом: — Ну-ка, вставай да встречай Ивана Павловича со всем его выводком! Так началась вторая часть моего путе шествия. Вначале Иван Павлович даже слегка испугал меня своим сосредоточенно-хмурым видом. Высокий, худощавый, седеющие на висшие брови и волосы «ежиком», очки в простой железной оправе, строгий внима тельный взгляд голубоватых глаз, басови тый голос. Конечно, он уже знал обо мне все, так как ни о чем не спросил и вообще ничего не сказал, а только слегка пожал мою руку. Мне почудилось даже, что его строгий взгляд выразил в ту минуту недо вольство. А Марья Васильевна уже знако 1£0
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2