Сибирские огни, 1967, № 9
Марье Васильевне, что той «вроде бы пора к домашности повернуть, с внуками понян читься». То была приветливая женщина, еще да леко не старуха, но уже покрывшая голову ■ черным ситцем, подобно миллионам дере венских женщин в те годы, которых беспре рывная жизнь наделила лишь тяготами не избывного труда да безграмотностью. И Марья Васильевна ясно и просто, как целе устремленный, любящий свое дело пропа гандист, рассказала ей то же самое, что когда-то говорила и мне. Говорила Марья Васильевна неторопли во, ее контральтовый голос звучал спокой но, раздумчиво, и это действовало на дере венскую женщину очень естественно, без нажима. Не раз мне думалось, что как про пагандист Марья Васильевна чутко улавли вает, так сказать, круг привычных жизнен ных впечатлений человека. Улавливает, конечно, и то, как впечатления эти влияют на него: расширяют ли его представления о жизни, или же, напротив, «вгоняют» в со знание застоявшееся, даже обветшавшее. У нее было множество встреч с неизвестны ми, впервые увиденными людьми, ей при ходилось постоянно быть готовой к неожи данностям, и тем не менее она находила верный ключ как к самому человеку, так и к делу, которое с ним было связано. Имен но так, спокойно и вдумчиво, решила она несколько партийно-общественных поруче ний в селах тогдашнего Бийского уезда. За время поездки с Марьей Васильевной я и познакомилась со многими особенностями партийной работы, с опытом и характером людей нашего старшего поколения. То и дело наблюдая Марью Васильевну в обще нии с разными людьми, я частенько пока янно думала, что просто мешаю ее доста точно беспокойной и сложной работе. Но кое-чего я недоучла и, вскоре поняв это, снова смогла поучиться у Марьи Васильев ны, как надо постигать многообразие чело веческого труда. Мы ехали уже в те места, где Бия сли вается с Катунью, образуя великую сибир скую реку Обь. Лошаденки наши дружно бежали рядом. На остановках — для водо поя и отдыха — возникали разговоры и на вольные темы, которые не имели отношения к тому, что было связано с делами Марьи Васильевны. Однажды она обстоятельно и даже красочно стала рассказывать об ал тайских реках. Бию она всегда называла «веселой и бойкой», а Катунь — «холодя- гой», «бурной» и даже «бешеной», особен но в верховьях: ведь Катунь берет начало из Катунского ледника, на южном склоне горы Белухи, где высота составляет без ма лого 2000 метров. В верхнем течении Катунь рвет и мечет в своем каменистом русле, как вершина Белухи, ледяная, недоступная и враждебная человеку. На Горном Алтае Марье Васильевне случалось слышать на родные предания и сказки о холодной и злой Катунь-реке, о смельчаках, погибших в ее бешеной круговерти. И даже в нижнем, спокойном течении Катуни есть места, где, будто вспомнив свой буйный нрав, горная река становится смертельно опасной для человека. Интересно, где же это? По живым наблюдениям Марьи Васильевны, Горный Алтай предстает перед глазами не сразу и только местами как бы «высовывается» из-под земли отдельными каменными нагро мождениями. Тут-то Катунь, что называет ся, до дна демонстрирует свой.характер! Дай ей вдобавок всего два-три десятка метров — она покажет себя вовсю!.. А где же можно такую картину увидеть? Да не так уж и далеко: только придется свернуть несколько в сторону, зато удастся полюбоваться хотя бы малой частицей гор но-алтайского пейзажа. Кстати, приходи лось ли мне подниматься в горы? Нет? Тог« да тем более 4:тоит свернуть!.. И мы поехали. — Слышишь? — вдруг приостанавлива ясь, спросила Марья Васильевна. Навстре чу нам доносились смешанные звуки: ка кой-то перестук и пересвист, что-то шорка ло, хлестало, погрохатывало... — Слышишь?.. Это Катунь! — весело молвила Марья Васйльевна. И тут же лихо и молодо воскликнула: — Ну, и люблю ж я ее, Катунь-реку!.. Смотри, любуйся... хо роша, ведь верно? Засмотревшись, я как-то не сразу смогла ответить. Детство и юность мои прошли на спокойной широкой Каме, а потому Катунь мне предстала разительно ново и на взгляд и на слух. Незабываемо хороша была Катунь в тот солнечный июньский полдень!.. Впереди видно было вспороженное каменными глы бами ее буйное теченье, где река бьется о преграду, дурит, вскипает снежной пеной и вскидывает высокие фонтаны тугих струй и брызг, бриллиантами сверкающих на солнце. Но, миновав пороги, Катунь бежит легко и весело, словно молодой ретивый конь. Густые заросли хвои, берез, черемухи, окаймленные кудрявыми кустами, теснятся по берегам и сбегают вниз до самой воды. Там, где гибкие березки и широкие навесы старых сосен и кедров низко склонились к воде, Катунь струится зеленая, как изумруд, студеная и летом. Обегая небольшие каме нистые островки, река словно торопится вперед, чтобы поскорее влиться в более широкое ложе среди пологих травянистых берегов. А там, где Отражается только небо и солнце, Катунь отливает голубизной и зо лотом. Да, не видывала я еше такой свер кающей красоты!.. Увлекшись, я так низко склонилась над обрывом, что еле устояла на ногах, и Марья Васильевна сильной рукой вдруг отбросила меня назад. — Эх, как размечталась!.. Когда, отъехав, мы уже перестали слы шать шум Катуни, Марья Васильевна ска зала мне, что этот «заезд» в сторону она устроила нарочно: ей очень хотелось пока зать мне, как ярится Катунь!.. Весьма ве роятно, что на алтайской высотище, т. е. в 148
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2