Сибирские огни, 1967, № 9
неоплатном долгу,— и попробуй-ка не за платить долг к сроку!.. Моя собеседница помнила, как в ее детские годы «старик- прародитель» нынешних хозяев кричал на своих должников: «Эй... рваны рубахи! Де нег нет — платите страхи!..» А слово «стра хи», было тут же пояснено, означало — штрафы! Эти «штрафы-страхи» сразу запечатле лись в моей памяти как зловещее по смыслу созвучие. Запомнилась и своеобразная характери стика коварства деревенских богатеев, дан ная моей собеседницей: — До чего ж хитры были всегда, до чего ж увертливы да зубасты... попадись им палец — всю руку отхватят, лисяги прокля тые! Да, да, не хиленькие лисички, а именно «лисяги», сытые, гладкие, у которых всегда силы в запасе! Возможно, мать красноармейца даже гордилась найденным ею в недрах народной речи злым прозвищем для врагов. Но, ко нечно, она не подозревала, какую находку подарила мне!.. Здесь я, забегая вперед, хочу пояснить, что первым толчком для возникновения фа милии Лисягиных в моем романе «Золотой клюв» послужил именно этот рассказ о под линных событиях в деревне начала нашего века. И угроза кулацкого прародителя сво им должникам с ее злобной игрой рифмо ванных, точно в песне, слов — тоже очень пригодилась для названия одной из глав!.. Однако вновь обращаюсь к тому летне му дню 1923 года. Из дома на «горушке» никто не выходил, но откуда-то из-за высокого забора послы шались выстрелы. Моя собеседница сразу догадалась: кто-нибудь пытался просколь знуть из дома в «потайную» калитку — есть у них такой выход прямо на проезжую дорогу. Когда выстрелы раздались опять, я было хотела выбежать на улицу, но хозяйка строго остановила меня: «Сиди и не рыпай ся!» Оказалось, гак приказала Марья Васильевна — она же за меня в ответе! Вскоре Марья Васильевна вернулась бледная и словно даже похудевшая; ее ми ловидное чернобровое лицо было в пыли, темные волосы растрепались, лишь карие глаза возбужденно блестели. Пока хозяйка хлопотала с обедом, Марья Васильевна рассказывала, что произошло на «горушке». Все сигналы насчет этого «черного гнез да» подтвердились. В обширном сарае были обнаружены сотни пудов пшеницы. Не мень ше того оказалось и в довольно глубоких вместилищах во дворе, под сараями, в ого роде. Потом зашли в большую комнату, в «божью горницу», как ее называли хозяева: весь передний угол там был занят потемнев шими ликами святых в серебряных окладах, в которых, отражаясь, играли огоньки раз ноцветных лампад. Один из «охотников» ост рым глазом чекиста заметил, что ковер под божницей слегка топорщится. Приподняли краешек ковра — и увидали дверцу в полу. Вмиг спустились по лесенке вниз, а там, подо всем домом,— обширное подполье, можно сказать, целая продовольственная лавказ зерно и солонина, крупы и сахар, расти тельное масло, сельди, копчености, амери канские консервы. По стенам висели десят ки пар армейских сапог и валенок, и, нако нец, в дальнем углу, под брезентом, обнаружили несколько новешеньких амери канских винтовок. На вопрос, откуда они ' появились, пожилые хозяева дома скромно отвечали, что, мол, запамятовали. Зато жены их сыновей, разбитные и языкатые, подняли крик и даже стали звать на по мощь. В эго время наверху раздался кон ский топот. Выбежали во двор, а оттуда, верхами уже вынеслись на дорогу лихие сыновья, будущие наследники владельцев дома на «горушке». Им-то вслед и стреляли. Но потом, вспомнили мы с хозяйкой, выст релы послышались уже дальше. То, оказы вается, начал бешено отстреливаться стар ший сын, дюжий усатый детина, белогвар дейский офицер. Раненый конь, однако, придавил ему ногу, и стрелок был взят под стражу. Младший сын счел для себя за благо сдаться добровольно и отвечать на все вопросы. Можно сказать, в три руки переписали, взяли на учет все обнаружен ное. Часть его раздадут детям, красноар мейским вдовам и одиноким старикам, а остальное сдадут государству. На другой день, пока заканчивались все дела по сдаче «классовой крепости», как выразилась Марья Васильевна, я решила зарисовать дом на «горушке» в свою тет радь. Карандаш и остро очиненный уголек мягко ложились на плотную, чуть шерохо ватую бумагу XVIII века, гак что рисунок сразу «прижился» на этом бумажном поле. Как ясно помнится мне до сих пор гот ри сунок да и все содержание тетради! Марья Васильевна очень точно назвала этот дом крепостью: забор из поперечных сосновых плах, прибитых к высоким столбам; мощный домовой сруб; редко прорезанные окна а прочными ставнями, которые на ночь запи рались на болты; а ворога и прилегающая к ним часть забора такие, что лишь великан перелезет через них! Марья Васильевна, рассмотрев после мой рисунок, сказала со своей вдумчивой улыбкой: — А верно ты зарисовала, что вокруг этого дома ни одного деревца нет... садов такие лиходеи в своих «крепостях» не раз водят!.. Когда все дела были завершены, мы, выехав за околицу, еще раз оглянулись за пресловутый дом. Он стоял, уже немой, мертвый, и даже стекла не блестели на по луденном солнце: расписные и резные став ни были заколочены. — До прихода в дом новой судьбы,— за ключила Марья Васильевна. В одном селе, где мы пробыли недолго, местная крестьянка простодушно заметила 1в* 147
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2