Сибирские огни, 1967, № 9

грамма крупы в месяц, граммов двести са­ хару и немножко подсолнечного масла. В других институтах давали еще и се­ ледку. Одно .время жила я у двоюродной се­ стры на Литейном проспекте, это от инсти­ тута километров пять. И на всем этом пу­ ти осенью и зимой мерцали только две электрических лампочки. В институтских залах поставили буржуй­ ки, пекли на них лепешки, картошку — что придется. Ходили на воскресники, разгру­ жали вагоны. Явилось трудно, но все учи­ лись вдохновенно, увлеченно. Ученье не было обязанностью, оно составляло смысл всей жизни. На Мойке, где находился Географиче­ ский институт, собралась отличная профес­ сура: 'Ган-Богораз читал историю народов Севера; Штернберг (тот самый Штернберг, на работы которого о гиляках ссылался Эн­ гельс)— этнографию социальной и духов­ ной культуры; Ферсман (еще молодой, еще не открывший знаменитых апатитов) — ми­ нералогию. Любое из этих имен сегодня можно най­ ти в энциклопедиях, академических спра­ вочниках, их труды вошли в сокровищницу человеческой культуры. А как выглядели эти люди, тогда еще сравнительно молодые, не тронутые «хрестоматийным глянцем»? Тана-Богораза обожали как великолеп­ ного ученого и смелого путешественника. •На его лекции нередко приходил весь сту­ денческий Петроград. Профессор не стремился поражать ауди­ торию экзотическими деталями быта «ди­ карей», не идеализировал «примитивный уклад» туземцев, как порою делали другие этнографы. Он подходил к малым народно- ■ стям России как интернационалист и вели­ кий гуманист. Он рассказывал не только о варварских обычаях, но и о чудовищной эксплуатации этих обездоленных людей, ко­ торых царизм обрек на вымирание. Председатель Ленинградского филиала Комитета Севера Тан-Богораз делал все, чтобы помочь чукчам, алеутам, юкагирам, особенно молодым их представителям. Они чудом добирались в Питер с Чукотки, Ана- дыря и других отдаленных и заброшенных уголков огромной империи. Они приходили к профессору прямо на дом: — Здравствуй, дедушка Богораз! — Здравствуйте, внучики! — отвечал он. — Мы вас знйем преотлично, хорошо помним,— уверяли далекие гости. — Помните? Гм... А сколько старшему из вас? — Двадцать. — М-да... Я уехал из ваших краев лет тридцать тому... «Но, в сущности, мои новоявленные зна­ комцы были правы,— позже писал Бого­ раз,— я хорошо знал их отцов, дедов. Мы, политические, дружно жили е населением». Студенты же говорили так: «Десять лет царской тюрьмы» — о Бого­ разе. «Каторга и ссылка на дальнем севере, у гиляков»— о Штернберге. И так — Почти о каждом. Разумеется, среди профессуры были разные люди, но их объединяло главное: они искали и находили у молодежи не только способности к наукам, но раньше »сего — чувство гражданского долга. Не трлько будущих «продолжателей школы», но продолжателей гражданского подвига. Учителя и ученики сближались духовно, роднились, как роднится отец с подрастаю­ щими детьми, как врастают в вековой ствол свежепривитые ветви. Ученые с мировым именем и студенты жили одной семьей. Теплое человеческое участие, задушевное слово, совет, шутка хорошо помогали в те трудные годы. Однажды профессор Штернберг пришел в общежитие. — Хлебный паек очень мал,— сказал он.— Всем сейчас трудно, но молодым труднее, чем нам. Люди моего поколения пережили и «е такое. Мы— старше, зака­ леннее. Я буду приносить вам половину своего пайка, и прошу поддерживать сла­ бых... Потому- то Лиза Орлова, как и ее свер­ стники, обретала качества, необходимые не только ученому, но всякому настоящему человеку: неприхотливость, общительность, готовность в любую минуту прийти на по­ мощь другому, отправиться в самый даль­ ний уголок земли, если это нужно от­ чизне. Хоть голод и не1тетка, студенческая мо­ лодежь умела жить весело. Сочинялись ча­ стушки. Например, про геолога Эдель- штейна: ■ Наш профессор —он геолог. — На пути нашел осколок. Чтоб его определить, Институт решил открыть... Штернберг, когда находился в аудито­ рии, казался очень строгим, непрестанно ку­ рил и хмурился. Конспект его лекции уме­ щался на маленьких листочках, которые он извлекал из большого конверта. Он сердито брови хмурит. Скажет слово — и закурит... Он конверт с собой таскает. Всю премудрость в нем черпает... Тана-Богораза трудно было представить без рюкзака. Он ходил ¡в меховой чукотской кухлянке, а за плечами висел' этот зеленый мешок. В нем ученый носил хлеб, селедку,, книги. Он на лекции сидит. За спиной мешок висит. Готентотскую Венеру Восхваляет он не в меру,. Ботокудов обожает И во всем им подражает... Но была еще одна общая песня — «Гимн географов»: На брегах Невы глубокой. Жаждой к знаниям горя. Собралась с Руси широкой Наша дружная семья Мы вперед стремимся смело.