Сибирские огни, 1967, № 8

тались разузнать кое-что у местного населения, но сведения, полученные таким путем, были неясными, полными противоречий. Репатриантов, ранее преисполненных надежд, сперва охватывало недоумение, а потом испуг. «Дикий Запад, банды, немцы, грабят, развалины».— «Нет, это неправда, там рай, там жизнь, свободная земля, свободные дома. Польские власти только и ждут людей, в повятах есть уже старосты, репарацион­ ные пункты даром обеспечивают ночлегом и горячим питанием».— «Да, да, но поля за­ минированы, в лесах 'банды...» Последнее более всего беспокоило репатриантов, людей, которые так недавно, поч­ ти до самого момента отъезда, дрожали по ночам, опасаясь налета бандеровцев и всех тех, кто, несмотря на окончание войны, по-прежнему оставался в лесу, избрав его своим домом. С «лесными» хуже, чем с танками, никогда не известно, где и когда они по­ явятся... Поезда шли дальше. Паровозы гудели, минуя маленькие станции. Люди, ютившие­ ся в открытых товарных вагонах, с беспокойством поглядывали в небо. На западной стороне горизонта формировался небольшой клубок туч, медленно, но непрерывно раз­ растаясь, становясь все темнее и гуще. Тучи увеличивались, громоздились одна на другую. Голубое небо съеживалось, как улитка, когда ее коснешься рукой. 1 Мост на Старой Пысье, своим заболоченным руслом окружавшей все хозяйствен­ ные постройки монастыря, был дряхлым, полуразвалившимся. При каждом сотрясении от толстых, выступающих над водою балок осыпались кусочки 'трухлявого дерева и мягко оседали на поверхность реки. Вода в этом месте стояла неподвижно, застыв словно в яме на торфяном болоте, а сразу за монастырем русло реки почти пересохло и заросло тростником. Перила с одной стороны обрушились в воду. И тогда монахини велели срубить перила и с другой стороны, чтобы мост не выглядел, как калека. Мост сразу сплющился и еще больше постарел. Бесцветные от зноя лучи солнца отвесно падали на дорогу. Горячий воздух дро­ жал над иссушенной землей. Юлек Маевский сидел на мосту, свесив ноги, и пригляды­ вался к водяной курочке, которая спокойно, не обращая на него внимания, бродила на высоких тонких ножках вдоль камышей. Время от времени, заслонив глаза от солнца рукою, Юлек посматривал на пустынную дорогу, затем возвращался взглядом к бро­ дившей курочке и размышлял, что же такое выискивает она в болоте, и еще над тем, вкусней ли бульон из дикои курицы, чем из домашней, и нельзя ли что-нибудь этакое придумать, чтобы поймать птицу. Из красного, нештукатуренного строения, примыкающего углом почти к самому мосту, вышла мать Юлека. Она остановилась над сыном и посмотрела на дорогу: — Не видать их? — Не видать. На лошади Матерского только к вечеру дотащатся. — Хотелось бы уж мне хоть что-нибудь да знать... Женщина сперва опустилась на одно колено, а потом со вздохом села рядом с Юлеком. Подала ему два ломтика хлеба, сложенных вместе и смазанных тонким слоем топленого сала. — Поешь, ты же проголодался. А Марту снова куда-то черт понес! Опять будут хлопоты на мою голову. Не будет слушать мать — жизнь ее проучит! — Уж очень, мама, ты за нее боишься. Вернется к вечеру. — Ну, это верно, куда она денется. А впрочем, лихо его знает, что за черти в этой девке сидят! — В горле у меня пересохло. — Поди, выпей щавельника, с обеда осталось почти полкастрюли. Юлек поднялся и пошел к дому. Немного погодя он вернулся, отирая рукавом рубахи рот. — Так я себе забила голову этим домом, что даже работать спокойно не могу. 94