Сибирские огни, 1967, № 8

— Какой перекресток?! О чем кричать? — А о том, о чем принародно на прошлогоднем весеннем диспуте клялся, из кожи лез. Помнишь? Колька уставился на меня выпученными глазами. ...Прошел почти год с гех пор, как в клубе отшумел один из самых бурных диспутов —«Весна и чувства». На нем'столкнулось столько мне­ ний и течений, и закрутились они в таком кипящем водовороте, что за­ вершали диспут под утро при помощи двух дежурных милиционеров. На диспуте одни яростно доказывали: никакого чувства любви нет, есть только вековечное, данное природой, влечение полов, а всякие лю­ бовные вздохи —устаревшее притворство; другие не менее горячо утверж­ дали: любовь существует, но она должна быть свободна от всяких услов­ ностей. Находились смельчаки, которые говорили о необходимости крепкой семьи, целомудренности и чистоты чувства —основного светоча жизни. На таких обрушивались девятибальным ревом все прочие те­ чения. Тогда-то, на диспуте, во все свое громкоголосие, перекрыв бушую­ щий галдеж, Колька и заявил, что он —за красоту чувства и крепкую любовь, но против того, чтобы люди прятали ее по уголкам от чужих глаз, и клянется —если когда-нибудь полюбит, то о своей любви не по­ боится кричать и на перекрестках. ...И вот сейчас на улице, шумящей звонкими молодыми голосами, определенно намечалось его клятвопреступление. Этого, конечно, я упу­ стить не мог: — Чего выпучился? Вспомнил? Улики налицо! Перекресток рядом. За чем же дело встало? Слабо? В Колькиных глазах искорками запрыгали бесенята: — Слабо, говоришь? Нет, брат, я своему слову хозяин! Не бросай Елену. А я сейчас... Мы подходили к перекрестку. На углу стоял газетный киоск, а к не­ му примыкал телеграфный столб с косой упориной. Не успели мы с Ле­ ной и ахнуть, Колька взметнулся по упорине, перескочил на крышу киоска, расстегнул, обрывая пуговки, вразлет куртку и на всю улицу гаркнул: — Товарищи молодежь! Прошу всех подойти поближе! Киоск моментально облепила густая толпа. Фигура Кольки, выхва­ ченная из темноты легким заревом соседнего фонаря, в распахнутой куртке, с выбившимся чубом из-под сдвинутой на затылок шапки-«фин* ки», монументом возвышалась над улицей. Твердо и четко выговаривая каждое слово, с трудом сдерживая все, что бушевало внутри, он сказал: — Не подумайте, что я бузотер или сумасшедший хулиган. Коротко объясню: в прошлом году в нашем клубе был диспут «Весна и чувства». На этом диспуте выступало много всяких проповедников «свободной любви без взаимных обязательств» в самых различных вариантах. Я тогда этим павианам заявил: любовь самое дорогое, что дается чело­ веку в жизни. Любовь —это песня сердца. Это —гордость. Это сила, делающая людей богатырями и гениями. Любовь —это лепестки черему­ хи, но вместе с тем и твердый булатный клинок, оберегающий их неж­ ность и чистоту! Лена закостеневшими пальцами вцепилась мне в руку. Я, поражен­ ный Колькиной дерзостью, зная, что это только начало и теперь он со­ вершит обещанное, уже сожалел о своей провокации. Его голос звенел все громче и громче над притихшей растущей толпой: — Но тогда же я сказал, что такую любовь не надо таить, прятать 5