Сибирские огни, 1967, № 8

Вот и читаю «Гаврилиаду». Начну —сразу сестриц как ветром выдува ет. Один останешься, так хоть вслух душу отведешь. — И все-таки свинья! За ним, как за малым ребенком, а в ответ хамство. — Во-первых, Сережа, классика исключает хамство. Во-вторых, им не только про святого голубка, но и «Мцыри» и даже блоковские «Сти хи о Прекрасной Даме» читаю. Удовлетворен? Тогда, в-третьих, пе рестанем ругаться и давай закурим. Не куришь? Опять завидую твоей дисциплинированности. Ну, тогда я один. Помоги прижечь. Тренируюсь одной рукой, но не всегда еще получается. Много спичек пока порчу. Между трансмиссиями поползли клубы дыма, и Колька в своей люльке запарил, как в облаках. После очередной глубокой затяжки о сказал: — Вот, Сережа, ты. да не только ты, все мне про позерство жужжи те. Пойми: поза моя вроде защитной заслонки, отодвинь — а за ней са мый обыкновенный робкий суслик! — Ты-ы?! — Представь —я. Мне с самого детства твердят: «Храбрый», «Рисковый» —чепуха! Суслики, как тебе известно, зверята хоть и трусо ватые, но до крайности любопытные. Ну, вот и я тоже просто любопыт ный. Только они, когда вот-вот их колесом раздавит, в норку шмыгают, а я свою заслонку перед собой выдвигаю. А у самого, может, от страха штаны мокрые. Надвигается что-нибудь этакое, марсианское неизведан ное, ну и охота поближе рассмотреть, действительно ли сожрет или толь ко вид страшный. Тут заслонка и помогает. Мне сразу вспомнились наши далекие детские рыцарские турниры со шлемами и забралами из листьев лопуха и деревянными мечами. У ме ня вместо щита —медный таз, а у Кольки —большая железная заслон ка от русской печки. На заслонке написанный мелом гордый девиз: «Не боись!!» А Колька выпустил еще одну дымовую завесу и, вдруг как-то потеп лев, спросил: — Ты знаешь, когда я первый раз по-настоящему испугался? — Откуда же мне знать? — Окружили тогда все, хвалят: молодец, храбрецом вырастет! Одна бабуля поняла. Помнишь, р тот день, когда мы познакомились? На елке, помнишь? И у меня в памяти, как наплывом в кинофильме, возникла картинка раннего детства. ...Зима. Дальний Восток. Тот самый Дальний Восток, на границах которого я и Колька так неудачно служим, валяясь в госпитале. Но еще не было тогда не только Особой Краснознаменной, но даже и советской власти, а был под Сучанами лесозавод купчихи Бородулиной, где Колькин отец работал управляющим, а мой —машинистом. Между огромных штабелей бревен и пиленого, вкусно пахнущего леса, припоро шенного снегом, мы втроем —батька, мать и я —идем на елку к Градо вым. Под ногами похрустывает снег, а под шубой новая сатиновая розо вая рубаха, которую мать сшила мне специально к этому дню. Мама волнуется и допекает меня поручениями: — Ты уж там, Cepera, поаккуратнее. Про платочек помни. А то не дай бог, рукавом.... Опозоришь мою голову. 62