Сибирские огни, 1967, № 8
а упряжку себе и —тягу. Вот и пришлась ей первая пуля. Г1о мне-то промах дали, только шабур малость прохудили.— И он показал на рва ную дыру в рукаве. Мы с Яшкой оцепенело ухватились за грядку телеги. Словно сквозь глухую завесу, до сознания доходили слова Волошина, тут же, на месте, начавшего дознание: — В котором часу стреляли? Сколько было бандитов? — Солнце унте взошло. Мы из Кружилихи на свету тронулись, чтоб по холодку ехать. А бандитов, видать, двое. Враз по ей и мне’пальнули. Одного вроде и мы зацепили — рявкнул медведем и бечь, аж кусты зашумели. И ответы ездового, и вопросы Волошина, и его команда: «Первому и второму отделениям—седлать коней!» —звучали откуда-то издалека. Мучительно сверлила мысль: «Лена! Неужели тебя больше нет? Лена!» Но тут же эту мысль теснила другая: «Как сказать Кольке? А ее родителям?» Николай еще вечером уехал с Бормотовым на так хорошо знакомые нам Епишкины Выселки побеседовать с хозяйкой, из двора которой улизнул от нас зимой «незнамый» Горбанюк. Не успели мы сбросить оцепенение и надумать, как же поступить,— в конце улицы показался бешено мчащийся, дергающийся в седле, всадник. Колька?! Значит, кто-то уже сообщил. Бросив коня на дороге, Николай, как слепой, протянув руки впе ред, пошел на телегу. Все расступились. Он долго, долго смотрел на мертвое лицо Лены, потом поднял на нас сразу глубоко провалившие ся глаза. Но с его высохших губ только хрипло слетело: Так... Что ж, хоронить надо! — Круто повернувшись, он заша гал по улице. Кто-то тихо сказал ему вслед: —- Крепкий, видать, парень. Твердый... К вечеру в Усть-Каменку прискакали Мирон Евсеич и Пахомов. Они хмуро выслушали Волошина и, узнав, что розыск бандитов ока зался безуспешным, никаких замечаний не сделали. Появился Саша Хахилев, собрались и все остальные наши ребята. Николаю никто не докучал, но и одного, не сговариваясь, его не оставляли. Поздно ночью, после длинного молчания и бесчисленно вы куренных папирос, он попросил меня: А нельзя ли, Сережа, завтра... там... без речей обойтись. Ты ска жи Мирону Евсеичу, попроси. Не нужны ей речи сейчас. Зачем они? Трудно было найти ответ. — Пойми, Коля, для людей нужно. Для людей, говоришь? Лишнюю слезу пролить? А может, слез и не надо, может, как раз сухие глаза должны быть, а?!—И Николай снова надолго замолк. Хоронили Лену с воинскими почестями. После короткой речи Саши Хахилева и прощального залпового' салюта на берегу Каменки в широком просвете черемуховых зарослей, захваченных упавшим с неба огоньковым заревом, рядом с высоким памятником Никите Огрызкову вырос маленький могильный бугорок с красной пирамидой, на вершине которой ярко вспыхивала на солнце жестяная пятиконечная звездочка. Все, кроме Николая, разошлись. Я не мог оставить его совсем одно го и отошел за деревья. Эх, Лена, Лена... Колька стал рвать огоньки. Я хотел ему помочь, но тут же понял,, 46
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2