Сибирские огни, 1967, № 8
— «...0 бещаю: С достоинством и спокойно встретить смерть за дело освобождения трудящихся от ига насильников. Не просить у врага пощады ни в плену, ни в бою... Считаю постыдным суеверие, как пережиток тьмы и невежества. Считаю недопустимым делить людей по нациям, цвету кожи, языку , зная, что в будущем трудящиеся на Земле сольются в одну великую семью. Я пощажу лишь того, кто обманут и увлечен врагами по темноте своей. Я прощу и забуду старые преступления лишь тем, кто искренне раскаялся...» В конце чтения голос Евсеича зазвучал так, как будто вся партия требовала в этот миг от нас присяги на всю жизнь: — «...Если же я отступлю от этих обещаний сознательно, корысти или любой выгоды ради, то буду я отверженным и презренным преда телем. Это значит, что я лгал себе, лгал своим товарищам, лгал своей совести и не достоин звания Человека». Мы стояли, потрясенные силой и высокой чистотой зовущей партий ной правды. Первым нарушил молчание Васенька Пикалов: — А можно, Мирон Евсеич, и мне под этим... текстом подписаться? Евсеич внимательно посмотрел на Васеньку: — Ставь, Василий, подпись. Правильно, по-партейному поступаешь. Вслед за Васенькой, по очереди подходя к столу, мы все поставили свои подписи на твердых листах священной клятвы самаркандских большевиков. Чтобы успокоиться и прийти в себя, мы с Колькой вышли на воздух и побрели вдоль улицы. На краю села завиднелся «кошарный тир». По дошли к нему и уселись на старую щелеватую колоду. Колька покосился на низкую дверь кулацкого строения и криво усмехнулся. — М-да, брат! Это уже не под стихи из маузера по бумаге баба хать. Тут, хоть все в душе и поперек лезет, а стрелять, видно, всерьез придется. По-настоящему. Меня вдруг кольнуло соловьевское ядовитое жало: — Что и почему в тебе поперек полезло? — Чувство, Сережа, чувство. — Чув-ство? Ин-тересно, какое... — Самое простое. Вряд ли одних Мудровых нам с тобой предстоит на мушку брать. С ними-то в реверансы играть нечего. Хлоп в лоб и—• вались на обочину, чтобы с обрезом за нами не крался. Но ведь там, за Чарой, не только Мудровы. Это ты понимаешь? Я успокоенно вздохнул: — Стараюсь разобраться. — Вот и подумай. Замолчали. И совсем уж не по теме разговора, как это часто бывает у молча щих людей, вдруг выплыла в памяти фигурка курносого Саньки, жду щего здесь у колоды заветных «патрончиков». И тут же стали вырисо вываться, вначале смутно, а потом все ярче и ярче, «патрончики» наше го с Колькой детства. Я нечаянно вслух проговорил: ■— А Яшка утром не понял, когда ты ему насчет гильз для Санька сказал. Колька вздрогнул: 18
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2