Сибирские огни, 1967, № 8

шал. Проклятая богом и чертом местность, паршивее, наверное, нигде не встретишь!' Хоть бы лес был, а то сплошные кочкарные, бугристые мари с непролазным кустар­ ником. Так-так, поддакивает Дацко.—Здешняя тайга память надолго оставит.— Он подновляет костер. Олег прикуривает от головешки. А я вот так, ребята, на вашу работу смотрю,— говорит Емельян, ставя на стол сквородку. Ваша методика -этих самых контрольных площадей ни к черту не годна! Какой может быть учет зверей в летнее время, по черной тропе? Так, одна фантазия. На что я жизнь в тайге провел и то никогда не решусь сказать, что точно видал столь­ ко-то следов от разных животных. В это время года, в такой кочковатой, травянистой местности сам бог, коли он есть, и тот запросто наврет! Время проводите, а толку ни­ какого. Ну еще учет ондатр по озерам или выдры по берегам рек — это правильно, сей­ час вполне сделаешь. А копытных? Медведя? Нипочем не учесть! Я двенадцать лет здесь охочусь, а вот подсчитать, сколько следов звериных, не говоря уж о косулях, на ста квадратных километрах,—ей-богу, не смогу. И зачем вы без толку ползаете по ма­ рям — тоже не понимаю. Ведь сейчас косули, лоои, изюбры и медведи — все двигаются к рекам и речкам, озерам и старицам. Да я на любой заклад поспорю, что в радиусе десяти километров от моей избушки живут одна лосиха, токуш и теленок, восемь косуль и один медведь, если он цел остался от сегодняшней взбучки. А на четырех озерах тридцать шесть семей ондатр, на участке в двадцать километров речки Моим прожива­ ют три семьи выдр, а из четырех моих озер можно по первому льду вытащить неводом три тонны карасей и щук...—Дацко рассмеялся.—А теперь — к столу, охотоведы, ку­ шать подано!.. Ночью снова наваливается гроза. Спалось тревожно. Поднял нас с Олегом Емель­ ян: стоит на пороге и во всю мощь трубит в ствол ружья. Утро великолепное: лиственницы в капельках дождя; у избушки цокают бурунду­ ки, тараторят синицы, разноголосо звенят маленькие пеночки. На столе чугунный котел с белой, как молоко, карасьей ухой, рядом возвышается горка лепешек. -— Когда же вы, Емельян Семенович, успели все это? —удивленно таращит глаза Олег... — А 'у меня здесь скатерть-самобранка: махнул рукой — и все на столе! Бежим к речке. Олег с разбегу ныряет в омут, полощется, как выдра, и, выскочив на откосок, недоуменно разводит руками: — Чудо — не человек! Когда он спал? Надо же так: сети посмотрел, уху сварил, лепешек настряпал. Мне бы с этим и до обеда не управиться. После завтрака уходим в последний маршрут. Оба мы в душе согласны с Дацко: тратим время попусту. Но... методика, ничего не попишешь, «отработать» зону нужно на совесть! Нашему начальнику экспедиции подай материал в том аспекте, в каком он считает нужным, а не в том, какой диктует логика и таежная обстановка. Обдирая и так уже ветхую одежонку, бродим по крепям марей и редким листвен­ ничникам до позднего вечера. Ничего интересного, конечно, не встречаем и около девяти часов возвращаемся к избушке. На другой день мы прощались с приветливым дацковским зимовьем. Наша оморо- ча отплывает к конечной остановке — устью, реки Альнекита. Там нам предстоит про­ жить дней пять, обследовать систему «Ореховых сопок», проверить несколько озер и затем, уже без Емельяна Семеновича, шагать в поселок Глубокий. Удовольствие, конеч­ но, не из приятных—тридцать пять километров по марям и кочкарной тайге, с тяже­ лыми рюкзаками за спиной,— но ничего не поделаешь. Надо попасть с Альнекита в по­ селок, от которого мы сумеем на резиновой лодке спуститься по дикой таинственной реке Мамыну до Селемджи. Было бы глупо не воспользоваться такой возможностью — просмотреть правобережный центр огромного бассейна. Путешествие на резиновой лод­ ке обещает много интересного. 137