Сибирские огни, 1967, № 8
— Э, пока я доберусь домой, испортятся! Оставьте их лучше в канаве, может, кто-нибудь подберет. — У меня плохие предчувствия,— сказала Маевская. — Теперь ты, мама, каркаешь! — пошутил Юлек. — Ну, едем же, опоздаем на поезд!— вышла из терпения Марта. — В тридцать девятом я ехала на такой же телеге, разве что вещей на ней было побольше,— сказала Маевская. Матерский чмокнул лошадям. Солнце только взошло. Тени от деревьев падали на дорогу длинными темными полосами. В березняке было светло от коры и зелено от листьев и травы, а в еловой роще, которую они сейчас проезжали,— темно, тихо. Маевская не могла оторвать глаз от березового леска, такой он был радостный, безмятежный. — Может, задержались бы, там столько подберезовиков,— повторила она, но не адресовала эти слова ни Матерскому и никому другому.— Может, задержались бы... Кони тянули тяжело груженную гелегу по песчаной дороге с усилием, но в одинаковом темпе, и, хоть и медленно, упряжка постепенно удалялась от березового леска, пока он не исчез у Маевской с глаз за поворотом. — Ну да,— сказала она,— ну да. На Сохачевском шоссе Матерский остановил лошадей. У мерина стекала изо рта густая липкая слюна, он весь лоснился от пота. Кобылка выглядела менее усталой. Шоссе было плотно утрамбовано, привыпано мелкими камнями и гравием. Жена Юзефа сошла с телеги, остановилась в мягком песке дороги, приведшей их от монасты ря. Тень деревьев сюда уже не достигала; солнце отвесно светило с безоблачного неба. Женщина сняла с головы платок, вытерла им лицо и надела опять. — Холодно тебе, что ли, мать, что ты так на солнце выставилась? — спросил Коког жену. — Юзеф, я дальше не поеду. Отсюда я еще попаду домой,— села она на песок. — Сдурела, ей-богу, старая! — Отсюда я еще попаду одна домой,— повторила женщина. — Ой-ой-ой, я же забыла с Юреком попрощаться! — вскрикнула Марта. — С этим учителем? — спросил Юлек. — Огорчений по этому поводу не будет,— заметила Маевская. — Садись, мать, в телегу, из-за тебя можем поезд упустить,— сказал Юзеф жене. — Я не поеду. — Она права по-своему,— отозвался Матерский.— Не слыхивал я еще, чтобы по везло кому-нибудь из тех, кто бросил родную деревню. — Заткнитесь вы лучше,— обрезала Маевская,— Гавкаете без перерыва, как нанятый! — Садись, пока я добрый!— вновь подал голос Юзеф. — Погодите, злостью тут не поможешь. Она подошла к жене Юзефа и взяла ее за руку; — Садитесь с нами. Всем нелегко. — Не годится бросать свой дом. — Какой он там свой! — Наверняка уйдет поезд!—охнула Марта. Юзеф приблизился к жене и тоже взял ее за руку. Не трогай меня, сказала она.— Если семье плохо будет, я тебе этого никогда не прощу! — Бес в тебя вселился, что ли? — Оставьте ее,— молвила Маевская. Она взяла женщину под руку, как берут больного, и, безвольную, проводила ее до телеги. Матерский подтянул подпруги, вскарабкался на козлы и понукнул мерина. Теле га покатила теперь быстрей, застучала по камням. Все молчали, один Матерский время от времени повторял, как вызубренную молитву; — Пошел, старый, пошел!.. 110
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2