Сибирские огни, 1967, № 7

моя работа —мой полярный круг, заветный полюс — белые страницы. Любимыми, как прежде, доролту. Когда сосредоточенно-рассеян я ухожу в себя — я ухожу на необжитый и опасный север. На вечных изысканиях родства души поэта с душами другими,— я знаю точно —хуже воровства, когда твое обожествляют имя. Не верь тому, Полярная звезда, кто презирает мирное жилище и весь в бегах, пропившись до креста, уж ничего под звездами не ищет. Бродяжий дух — как песенная страсть — в любом из нас гнездится с колыбели. Но ты не дай, Звезда, не дай упасть в движение без радости и цели] * * * Сколько зим по задворкам глухим, сколько лет по лесам, по лугам обходили мы строгий режим, ты —«бродяжка» и я —«хулиган»! От семнадцати до двадцати — ни угла, ни родного тепла. Не в чести у родных, не в чести наша горькая нежность была. Наплевать нам на строгости тех, для кого мы никто и ничто. Слезы, слезы прошли через смех — словно дождичек сквозь решето. Посмеялись взахлеб над бедой, погрустили над счастьем своим. Если ты и была золотой,— вовсе не был я золотым. Ах как трудно бывало со мной А с тобою-то — как нелегко!.. Неродные —они за стеной. А родные — совсем далеко. И смешно и грешно — вспоминать, как тебя на двадцатом году называю торжественно «Мать» и к барыжке в хибару веду.